— По древнему обычаю и в знак… — Словоблудие пошло на новый виток. Комсомолки-физкультурницы в коротких трусах тоже будут?
— Благодарю за службу и верность, Егор Францевич! — Забираю у губернатора пышный белый каравай и разламываю пополам. — Э-э-э… а где?
— Что?
— Где ружья, купленные для армии дворянством вверенной тебе губернии? Или хочешь отдать деньгами? Так я их тоже не вижу.
Кудрявцев побледнел и спал с лица, но, надо отдать должное, почти сразу же оживился:
— Сбор средств по подписке начат еще вчера, Ваше Императорское Величество, и первые двадцать тысяч рублей внесены лично мной.
Врет ведь, собака! Но врет грамотно и с пользой для дела. Простим, но запомним.
— Похвальный поступок, Егор Францевич, весьма похвальный. Думаю, подобное рвение заслуживает некоторого… — я оборвал фразу на полуслове, чтобы не наобещать ничего лишнего, но внушить надежду на непременную награду. — А сейчас изволь побыть нашим Вергилием.
— Простите?
— Мы идем в народ! Проводи.
— Павел, ты действительно готов на это пойти? — Мария Федоровна стиснула ладони, и было заметно, как она с трудом сдерживает дрожание рук. — Это немыслимое дело и подрыв всех устоев!
— Душа моя, позволь мне самому определять…
Перебивает, даже не дослушав:
— Но это варварство, в конце-то концов.
— И тем не менее мы сделаем это! — Я треснул кулаком по столу, подводя итог разговору.
Императрица обиделась и отвернулась, кусая губы. Странные существа, эти женщины… Нет, понимаю, конечно, что в ихнем Вюртемберге так не принято…
— Еще раз повторяю, душа моя! Я не намерен из-за чьих-то глупых предрассудков не ходить в баню!
Собственно, и скандал-то весь разгорелся по пустяковому поводу — купец третьей гильдии Беляков, в доме которого мы изволили разместиться, предложил попариться с дороги. А эта дура в истерику, будто ее на свальный грех уговаривают. До битья тарелок еще не дошло, но близко к тому. Предубеждение какое-то, что ли? Хотя ванну принимает исправно, в отличие от моей покойной мамаши, предпочитавшей пользоваться духами вместо мытья.
— Собирайся!
— Я тоже не намерена… не намерена… — Черт возьми, какая же она милая в таком грозовом состоянии. Красивая сердитая дура!
— Тебя под конвоем доставить?
— Только попробуй!
— Ты русская царица и должна соблюдать русские обычаи.
— Я не должна! То есть должна, но есть же какие-то приличия…
О Господи… так она наслушалась баек досужих иностранных путешественников о диких оргиях, устраиваемых не менее дикими русскими, кои набиваются в тесную парилку, а уж там… Идиоты! Они сами не пробовали зайти толпой на площадь в три квадратных сажени? Или подразумевалось несколько слоев? Не знаю у кого как, но у нас дрова дешевы, бани топятся по-белому, так что нет смысла тесниться.
— Душа моя, во-первых, ты в любом виде хороша, как в наряде, так и без оного. А во-вторых…
Распинался я о прелестях парилки и преимуществах дубовых веников перед березовыми не менее десяти минут и, кажется, преуспел — в глазах Марии Федоровны появился загадочный блеск и недвусмысленное оживление. Пора начинать бояться?
Капитолина Ивановна Воробьева, более известная как Воробьиха, со злым рычанием голодной львицы шмякнула об пол очередное зеркальце. Душа рвалась на улицу, язык закостенел от бездействия, великое множество новостей требовало выхода наружу, к ушам благодарных слушателей, но… но не судьба. Как показаться в таком виде на люди?
— Всего-то хотела одним глазком глянуть, — жаловалась купчиха, прикладывая толстый сестрорецкий рубль к грандиозному синяку, занимавшему половину лица. — Что теперь делать?
Трехцветная кошка отнеслась с пониманием к хозяйкиной беде и промурлыкала что-то в ответ. Наверное, успокаивала, мол, одноглазые, они завсегда немыслимых высот достигали — что Григория Потемкина вспомнить, что ныне здравствующего Михаилу Илларионовича Кутузова. А может, и просто мурлыкала сама по себе, не ведая ни о каких кривых полководцах… Кто же их разберет, этих кошек?
Документ 13
Вот государь. А перед ним
Макарьев суетно хлопочет,
Кипит обилием своим.
Сюда жемчуг привез индеец,
Поддельны вина — европеец,
Табун бракованных коней
Пригнал заводчик из степей,
Игрок привез свои колоды
И горсть услужливых костей,
Помещик — спелых дочерей,
А дочки — прошлогодни моды.
Всяк суетится, лжет за двух,
И всюду меркантильный дух.
Из собрания сочинений его высокопревосходительства генерал-лейтенанта А. С. Пушкина в 112 томах. Издательство «Сытин и сыновья» в Царьграде. 1886 год.
ГЛАВА 13
— Вот хоть убей, государь, но не ндравитца мне сия задумка, и все тут! — Беляков ожесточенно взлохматил бороду и надвинул на глаза шапку, защищаясь от яркого солнца. — А ну как опознают?
— Да и хрен с ним, чай, царской чести урона не будет — багдадский халиф Гарун аль-Рашид тоже любил по базару переодетым ходить.
— Так это бесермене безбожные, им-то законы человеческие неведомы. А тут христианский государь…
— И Алексей Михайлович Тишайший не гнушался.
— Да ну?
— Нешто я своих предков не знаю?
Александр Федорович все равно не поверил, но сомнения вслух не высказал, оставил при себе. Поздно сомневаться, тем более все оговаривалось заранее еще в письме, написанном Кулибиным. Он, правда, имена прямо не называл, только намекнул на весьма высокопоставленного вельможу, изъявившего желание инкогнито посетить Макарьевскую ярмарку. У кого-то есть сомнения в моей высокопоставленности?
— Чего опасаешься? Две роты егерей загодя послали, они и придут на выручку, ежели что случится.
— Ага, придут… строем. Нешто никого получше не было?
— Эти чем нехороши?
— Да всем! — Купец от огорчения и о почтительности совершенно позабыл. — В битве, может, и хороши, но только в любом из них солдата за три версты видать. Ночью — за полторы. Казачков бы туда заслать. Засланный казачок — первейшее дело.
— Уймись! Надоело ворчание слушать. Сейчас вот как прогневаюсь… — Я плюнул в воду и отвернулся.
Мы добирались до Макарьева самым коротким и простым путем — по Волге на лодке. Практически пустой, надо сказать, так как у Белякова основной товар расходился зимами, а то, что имелось сейчас, съедал многотысячный Нижний Новгород. Съедал да еще добавки просил. Но для нижегородского купца не побывать на ярмарке — дело немыслимое. И вопрос не только в престиже. Здесь заводились новые знакомства, устанавливались цены важнейших товаров на год вперед, узнавалось состояние дорог до Кяхты и Тегерана, обсуждались размеры взяток таможенным чиновникам Лиссабонского и Гамбургского портов, делались политические прогнозы и выводилась зависимость прибылей от тех или иных телодвижений сильных мира сего. И заявись я сюда в мономаховой шапке… пусть даже без нее, а с приличествующей случаю свитой, то, кроме согнутых в поклонах спин, и не увижу ничего. А хочется самому, изнутри, так сказать… Вдруг что толковое услышу? А то мечусь дурак дураком по Петербургу, хватаюсь то за одно, то за другое. Ничего не успеваю. Из рук все валится, денег нет…
