Вот за последнее княгиня Трубецкая и готова была растерзать мужа.
– Но зачем?
– Политическое дело, – Сергей Николаевич сделал многозначительное лицо. – Интересы государства требуют.
– Но мог бы предупредить.
– Думай, что говоришь! – Трубецкой оглянулся через плечо и зашептал: – Бывают предложения, от которых невозможно отказаться. А если просят Михаил Илларионович с Христофором Ивановичем, то тут не только министра, а даже китайского богдыхана сыном признаешь. Или дочерью, смотря по обстоятельствам.
– Тьфу, прости Господи! – перекрестилась княгиня. – И не живется тебе спокойно на старости лет.
– Государственные интересы! – повторил Сергей Николаевич и обернулся на шум шагов.
Ворчание жены немного испортило ему настроение, но душа пела и ликовала – по широкой мраморной лестнице спускались будущие миллионы. Не в натуральном, конечно, виде… Но договоренность с Иваном Андреевичем Муравьевым о совместной покупке земли на Дону для устройства угольных шахт внушала оптимизм. Дело только за деньгами, но разве кто откажет в кредите отцу министра золотодобывающей промышленности и любимому тестю того же самого министра?
Да-да, напудренный скелет тоже успел ухватить удачу за хвост… А то, что внезапно найденная дочь не похожа на родителя, ничего не значит. Да и к лучшему оно – страшен Иван Андреевич аки африканский зверь аблизьян!
Глава 18
Где-то на берегу Березины
– Что они делают, князь? – Наполеон, вышедший на крылечко подышать свежим воздухом после грубого, но сытного обеда, повернулся с вопросом к генералу Багратиону: – Это сатурналии?
Петр Иванович огляделся по сторонам, но не нашел ничего необычного. И где чертов корсиканец увидел сатурналии?
– Простите, не понял…
– Вот это, – взмах рукой в направлении реки.
– Ах, это… сегодня же субботний день.
Император французов напрасно ждал дальнейший пояснений – Багратион пребывал в твердой уверенности, что их не требуется и все и так предельно ясно.
– И все же, князь?
На выручку пришел капитан Акимов, отправленный Кутузовым для того, чтобы Бонапарта сопровождал хоть кто-то знакомый:
– Это древний обычай, Ваше Императорское Величество, называемый баней. Вам приходилось слышать о римских термах?
– Да, но в них не ходили со связкой прутьев и не прыгали в прорубь.
– Позвольте не согласиться – вспомните ликторов с их розгами. Впрочем, в то время уже пошли искажения изначальных традиций… Но в найденном недавно полном варианте Тацитовых «Анналов» указывается, что привычка париться с вениками продержалась в Риме примерно до трехсотого года до Рождества Христова и утрачена только после разрыва культурных связей с метрополией. Провинциалы, что с них взять.
– Вот как? И чья же это была провинция?
– Наша. – Сергей Викторович если и удивился дремучему невежеству французского императора, то внешне этого не показал. – Но знаете, Ваше Императорское Величество, в России не кичатся древностью происхождения, дабы молодые нации не чувствовали себя ущербными. За десять тысяч лет только письменной истории поневоле привыкаешь к скромности.
– Да что вы говорите?!
– Не верите? Напрасно… В Московском Кремле, кстати, выставлена неплохая коллекция древних документов, и если сумеете получить разрешение на посещение…
Наполеон поморщился и с раздражением дернул плечом. Нервный тик у него появился совсем недавно, сразу после пересечения русской границы, и был напрямую связан со всевозможными запретами, касающимися всех без исключения иностранцев. Так, первым неприятным сюрпризом стало то, что пограничники разоружили императорский конвой – иноземец с оружием приравнивался к разбойнику и подлежал немедленному суду. Никакие протесты не помогли, и раздосадованный император едва не повернул обратно. Впрочем, он уже не раз пожалел о том, что так и не повернул.
Второй неприятностью стал ночлег в деревне, в простой крестьянской избе. И Бонапарт не выдержал, обратившись к Багратиону с жалобой и претензиями:
– Скажите, князь, нам обязательно нужно спать в одном доме с чернью?
Петр Иванович тогда сильно удивился:
– Вы предпочитаете ночевать зимой на улице?
– Но можно выселить их.
– Можно, – согласился Багратион. – Только по решению суда, прошедшему обязательную проверку в губернском отделении Министерства Государственной Безопасности. Видите ли в чем дело…
Далее последовала небольшая лекция, из которой стало ясно следующее: покушение на жизнь, свободу или имущество российских подданных, каковыми несомненно являются местные крестьяне, строго карается соответствующими законами. И он, генерал-майор и князь, вовсе не собирается провести ближайшие десять лет с ломом и лопатой.
– Тогда прикажите им не кричать так громко!
– Они не кричат, а учат азбуку.
– Зачем это им?
– Крестьянин, собственноручно написавший прошение о снижении податей, после соответствующего экзамена непременно получает это снижение.
– Странный вы народ, русские…
Подобные разговоры происходили почти каждый вечер, а вчера французский император не выдержал и попытался купить ветхую лачугу хотя бы на одну ночь. В ответ капитан Акимов положил перед Наполеоном лист бумаги и ручку с новомодным стальным пером. Чернильницу почему-то не достал:
– Вот, Ваше Императорское Величество.
– Что это?
– Иностранцам запрещено владеть недвижимостью на территории Российской Империи. Вы готовы подать заявку на прохождение кандидатского стажа в русское подданство?
Сделка не состоялась, причем хозяин той лачуги оказался настолько расстроен, что пришлось утешать серебряным рублем и крепким подзатыльником.
– Ты, свинья, на зуб пробуешь? Или французского императора за хрен собачий не считаешь? – Акимов для придания весу словам покрутил у мужичонки под носом здоровенным кулаком. – Людям верить надо, даже если это не человек, а иноземец!
Наполеон более не жаловался на дорожные тяготы, только ругался себе под нос на непонятном языке. Ругался и сейчас, потому не сразу расслышал предложение Сергея Викторовича.
– Не желаете ли приобщиться, так сказать, к прелестям русских обычаев, Ваше Величество?
– Нет уж, позвольте мне, как и прежде, пребывать в дикости, капитан.
– Как скажете, – Акимов поклонился с преувеличенным почтением и обратился к Багратиону: – А вы пойдете, Петр Иванович?
Генерал вздохнул и ответил шепотом и на русском:
– Увы, друг мой, но я привязан к этому недомерку данным государю словом. Ступайте уж без меня.
