Он замолчал, переводя дыхание.
— И вот мы все идем, и каждый из нас в любую минуту может
накрыться.
Оборвать нить своей жизни, скажем так.
— Тогда зачем ты идешь? — спросил Гэррети. — Зачем, если ты
такой умный?
— Затем же, зачем и мы все, — ответил за Макфриса Стеббинс.
Он мягко, почти любяще, улыбался. Губы его запеклись, но в остальном лицо не
изменилось с начала пути. — Мы все хотим умереть, потому и идем. Зачем же еще,
Гэррети? Зачем?
Глава 8
“Раз-два-три, посчитай,
На углу стоит трамвай.
В нем табак жует мартышка,
Пьет винишко попугай.
Трамвай покатился,
Мартышка подавилась
И отправилась в трамвае
С попугаем прямо в рай".
Детский стишок
Рэй Гэррети плотно затянул пояс с концентратами вокруг талии
и приказал себе не притрагиваться к еде хотя бы полчаса. Это было трудно —
желудок требовал своего. Участники пути вокруг него, жадно чавкая, отмечали
первые двадцать четыре часа, проведенные на дороге.
Скрамм улыбнулся Гэррети с набитым ртом и промычал что-то
неразборчивое. Бейкер держал пакетик с оливками — настоящие оливки, надо же! —
и с методичностью автомата отправлял их в рот одну за другой. Пирсон поглощал
крекеры с тунцовой пастой, а Макфрис, закатив глаза от удовольствия, медленно
выдавливал из тюбика куриный паштет.
С половины девятого до девяти выбыло еще двое; одним из них
был Уэйн, которого совсем недавно так радостно приветствовал рабочий с
бензоколонки.
Но они прошли девяносто девять миль и потеряли только
тридцать шесть человек. «Разве это не отлично? — думал Гэррети и глотал слюну,
наблюдая, как Макфрис доедает паштет. — Отлично. Хоть бы и все остальные
откинули копыта прямо сейчас».
Макфрис отбросил пустой тюбик, и к нему тут же устремились
подросток в линялых джинсах и домохозяйка средних лет. Подросток оказался
проворнее. — Спасибо! — прокричал он Макфрису и побежал обратно, к своим
товарищам. Домохозяйка провожала его завистливым взглядом.
— Ел что-нибудь? — спросил Макфрис.
— Я жду.
— Чего?
— Половины десятого.
Макфрис задумчиво посмотрел на него:
— Старый добрый самоконтроль?
Гэррети пожал плечами, готовый к отпору, но Макфрис только
смотрел на него и молчал.
— Знаешь что? — спросил наконец Макфрис.
— Что?
— Если бы у меня был доллар… Хотя бы доллар, понимаешь… Я бы
поставил на тебя, Гэррети. Я думаю, у тебя есть шанс.
Гэррети засмеялся:
— Ты что, шутишь?
— Может быть. Может, и шучу, — Макфрис вытянул перед собой
руки.
Они заметно дрожали. — Надеюсь, Баркович загнется раньше.
— Пит?
— Что?
— Если бы ты сейчас вернулся назад, зная все это… Пошел бы
ты снова?
Макфрис опустил руки и сказал:
— Даже если бы Майор приставил мне пистолет к виску, не
пошел бы.
Это самоубийство, только медленное. Очень медленное.
— Точно, — Олсон улыбнулся жуткой улыбкой узника концлагеря,
от которой у Гэррети внутри похолодело.
Через десять минут они прошли под громадным красно-белым
транспарантом: «100 миль! Поздравляем участников Длинного пути этого года!
Коммерческий совет Джефферсона».
Вскоре сосны, среди которых они шли, расступились, и они
оказались в окружении первой настоящей толпы. Крики и рукоплескания накатывали
и отступали, как морские волны. Мигали разноцветные лампочки. Полицейские
тащили с дороги мальчишку с грязным зареванным лицом, который размахивал
блокнотом для автографов. — Эй! — крикнул Бейкер. — Эй, вы только поглядите на
них!
Колли Паркер махал и улыбался, и, когда Гэррети подошел к
нему поближе, он услышал, как Паркер кричит:
— Привет, уроды! — еще улыбка. — О, мамаша Макги, старая
кошелка!
Моя жопа передает тебе привет — вы ведь с ней, как близнецы.
Привет, привет! Гэррети закрыл рот ладонью и истерически захохотал. Мужчина в
первом ряду махал плакатом с фамилией «Скрамм». Рядом с ним толстуха в дурацком
желтом костюме пыхтела, пытаясь отодвинуться от трех парней, пьющих пиво.
Гэррети, заметив это, захохотала еще сильнее.
“Только не впадать в истерику. О Господи, только не это.
Вспомни про Гриббла… Не надо… Не надо…”
Но это случилось. Он смеялся, пока в желудке не поднялась
тупая, режущая боль. Он согнулся, слыша, как сзади кто-то кричит. Это был Макфрис.
— Рэй! Рэй! Что с тобой?
— Они смешные, — он едва не плакал от смеха. — Пит, Пит,
погляди… Они такие смешные, такие… Маленькая девочка в грязном платье сидела на
земле и строила гримасы.
Увидев ее, Гэррети совсем скорчился от смеха и получил
предупреждение.
Странно — сквозь весь этот шум предупреждения слышались
совершенно отчетливо.
“Я могу умереть, — подумал он. — Умереть от смеха".
Колли все еще махал и улыбался, осыпая зрителей ругательствами, и это было
смешнее всего.
Гэррети упал на одно колено и получил второе предупреждение.
Смех продолжал сотрясать его тело короткими приступами, похожими на лай.
— Его тошнит! — заорал кто-то в экстазе. — Элис, смотри
скорее, его тошнит!
— Гэррети! Гэррети, черт тебя побери! — Макфрис подхватил
Гэррети под локоть и рывком поднял его на ноги.
— О Боже, — прохрипел Гэррети. — О Боже, они меня убивают.
Я… Я не могу, — он снова захлебнулся смехом. Его ноги подкосились, но Макфрис
удержал его. Они оба получили предупреждение. "Мое последнее, — со
странным спокойствием подумал Гэррети. — Прости, Джен. Я…”
— Иди, кретин! Я не могу тебя тащить! — прошипел Макфрис.
— Не могу. У меня… Макфрис дважды хлестко ударил его по
щекам. Потом быстро, не оглядываясь, отошел.
Смех прошел, но внутренности у него словно превратились в
желе, а легкие никак не могли набрать воздуха. Он зашагал вперед, пытаясь
восстановить дыхание. Перед глазами плясали черные пятна, ноги заплетались, и
пару раз он едва не упал.
“Если я упаду, я умру. Тогда мне уже не подняться".
