Он распластался на земле, широко раскинув руки, как
распятый. Из его живота был вырван огромный кусок. Еще три пули ударили в него.
Солдат, которого Олсон обезоружил, полез за новым карабином в люк.
Олсон сел, прижав руки к животу и глядя на солдат. Они тоже
смотрели на него и молчали.
— Сволочи! — прорычал Макфрис. — Убийцы!
Олсон попытался встать. Новые пули бросили его на землю.
Сзади Гэррети услышал тихий звук. Он не оглянулся — он знал,
что это смеется Стеббинс.
Олсон снова сел. Солдаты прицелились в него, но не стреляли.
Их силуэты на броне, казалось, выражали любопытство.
Медленно, рефлекторно Олсон прижал руки к животу. Сквозь
пальцы его медленно поползли синие змейки внутренностей. Он нагнулся, как будто
собираясь запихнуть их обратно («Запихнуть их», — подумал Гэррети с ужасом и
омерзением) и с усилием поднялся. Потом пошел, медленно-медленно, продолжая
держаться за живот.
— О Господи! — Абрахам зажал руками рот. В его выпученных
глазах метался ужас. — О Господи, Рэй, что за гадость! — его вырвало.
“Ну вот, старина Эйб не сберег свое печенье, — подумал
Гэррети рассеянно. — Нарушил пункт 13".
— Они не будут его достреливать, — сказал сзади Стеббинс. —
Это послужит уроком остальным.
— Убирайся, — прошептал Гэррети. — Иначе я вышибу тебе
мозги!
Стеббинс быстро отошел.
— Предупреждение! Предупреждение 88-му!
Смех Стеббинса замер вдали.
Олсон упал на колени. Раздался выстрел, и пуля ударила в
асфальт рядом с ним. Он снова начал подниматься. "Они играют с ним, —
подумал Гэррети.
— Им, должно быть, скучно, вот они и решили поиграть с
Одеоном. Ведь он такой смешной, правда, парни?”
Гэррети плакал. Он подбежал к Олсону, опустился на колени
рядом с ним, прижал к груди его растрепанную голову. Он рыдал в сухие,
пропахшие потом и мочой волосы Олсона.
— Предупреждение! Предупреждение 47-му!
— Предупреждение! Предупреждение 61-му!
Макфрис тянул его вверх.
— Вставай, Рэй! Ты ему не поможешь! Вставай, ради Бога!
— Это ужасно! — прорыдал Гэррети. — Ужасно!
— Я знаю. Вставай скорее.
Гэррети встал. Они с Макфрисом пошли задом, глядя на Олсона.
Олсон поднялся на ноги и стоял прямо на белой линии, воздев
обе руки к небу.
Толпа ахнула.
— Я делал не то! — крикнул Олсон дрожащим голосом и упал
мертвым.
Солдаты еще дважды выстрелили в него и потащили прочь.
Они шли молча минут десять. От присутствия Макфриса Гэррети
было чуточку легче.
— Знаешь, — сказал он наконец, — во всем этом есть смысл.
— Да?
— Я говорил с ним. Он был жив, пока они его не застрелили.
Он был жив, Пит, — теперь это казалось ему самым важным. — Жив, понимаешь?
— Ну и что? — Макфрис устало вздохнул. — Он был только
номером.
Номер 53. Мы стали чуть ближе к концу, вот и все.
— Нет. Ты так не думаешь.
— Не говори мне, что я думаю, а что нет! — бросил Макфрис. —
И давай не будем об этом.
— До Олдтауна осталось миль тринадцать.
— Хорошо.
— Не знаешь, где Скрамм?
— Я не его доктор. Ищи сам, если хочешь.
— Что ты бесишься?
Макфрис дико расхохотался.
— Да, чего это я бешусь? Очевидно меня волнует новая ставка
подоходного налога. И еще цены на зерно в Южной Дакоте. Олсон — у него
вывалились кишки, и он шел с вывалившимися кишками! — вот от чего я бешусь, Гэррети!
— он прервался, подавляя приступ тошноты, а потом сказал.
— Со Скраммом плохо.
— Да?
— Колли Паркер щупал его лоб и сказал, что у него жар. Он
несет какую-то чушь — о своей жене, о хопи, о навахо… Трудно понять.
— Долго он еще сможет идти?
— Кто знает? Может, дольше нас всех. Он ведь здоровый, как
буйвол.
О Господи, как я устал.
— А Баркович?
— Он прячется. Знает, что многие будут рады увидеть, как он
получит пропуск. Он хочет пережить меня, вонючка. Но он очень плохо выглядит. —
Как и все мы.
— Ага. Говоришь, до Олдтауна тринадцать миль? — Где-то так.
— Могу я сказать тебе кое-что, Гэррети?
— Конечно. Я унесу это с собой в могилу.
— Это точно, — кто-то в толпе пустил ракету, и Гэррети с
Макфрисом подпрыгнули. Несколько женщин завизжали, кто-то выругался с набитым
попкорном ртом.
— Все это так ужасно, — сказал Макфрис, — из-за того, что
все так обычно. И Олсон был обычным, хотя и удивительным. Обычным и
удивительным.
Он умер, как жучок под микроскопом.
— Ты говоришь, как Стеббинс, — заметил Гэррети.
— Жаль, что Присцилла не убила меня. Тогда все было бы не
так…
— Обычно?
— Да. Тогда бы…
— Извини. Я подремлю немного, если получится.
Макфрис пожал плечами и отошел. Гэррети в первый раз
пожалел, что обзавелся приятелями на Длинном пути. Оказывается от этого тоже
могло быть тяжелее.
Кишечник распирало. Скоро придется облегчиться. При мысли о
том, что это придется делать на глазах у публики, которая будет смеяться и
тыкать в него пальцами, он мысленно скрипнул зубами. Потом они еще разберут его
дерьмо на сувениры. Казалось немыслимым, что люди способны на это, но так и
было.
Олсон с вываливающимися внутренностями… Макфрис и Присцилла
на пижамной фабрике… Скрамм с его широким лицом, красным от жара… Голова
Гэррети склонилась на грудь. Он задремал, продолжая идти. Его ноги мерно
опускались на асфальт; отставшая подошва хлопала, как ставня заброшенного дома.
Я мыслю, следовательно, существую. Первый урок латыни.
Тарабарские фразы на мертвом языке. «Эне, Бене, Раба,
Квинтер, Финтер, Жаба».
Я существую, следовательно… Взлетела ракета, сопровождаемая
приветственными криками.
Мимо прогромыхал вездеход. Гэррети проснулся от
металлического голоса, объявляющего ему предупреждение, и заснул опять.
