– Чего тебе? Денежку? Хлебушка?
Женщина глухо заворчала.
– Нет у меня ничего. Слышишь? А, сухарик есть…
Он показал нищенке сухарь.
– Хочешь? Я поделюсь. А больше ничего…
Все чужое, подумал он. Чужим делюсь. Я и сам-то – не свой.
– Бери, чего там…
Заслезились глаза. Померещилось, что от нищенки, оставшейся на месте, к нему идут еще две или три женщины – сестры-близнецы. Так ходят по болоту, тыча слегами в трясину. Проверяют: выдержит ли? Натан моргнул, и близнецы сгинули. Одна-единственная, нищенка брела к нему, еле слышно повизгивая. Он разглядел ободранную, плохо зажившую щеку, волосы, упавшие на лицо; мысленно убрал эти волосы…
– Эльза?!
Вместо ответа нищенка вновь сгорбилась, готова удрать в любой момент. Могучим скачком, забыв о беспалых ступнях, Натан покрыл расстояние между собой и Эльзой. Схватил за плечи, встряхнул, весь красный от возбуждения. Голова сивиллы мотнулась, зубы громко застучали. Она рванулась, но парень держал крепко.
– Что с тобой, Эльза? Тебя били, да?
«Госпожа Эльза, – подсказала память. – Ты кто? Ты никто? А она сивилла…» Нет, Натан не мог назвать существо, покорное его хватке, госпожой. Жизнь за Эльзу отдал бы, а госпожой – никак. Великий Митра, она досталась погромщикам! Из нее вышибли весь рассудок…
Женщина всхлипнула и вдруг прижалась к парню.
– Что же нам делать? – дрожа от растерянности, Натан гладил сивиллу по спине. – Идем в башню, согреешься…
В башню нельзя, вспомнил он. Что я скажу Циклопу? Это Эльза, она будет здесь жить… Ее, правда, изнасиловали, а еще изуродовали, и теперь она глупей собаки. Но вы, господин Циклоп, можете взять ее для ваших опытов. Все-таки сивилла, пригодится. Если же вы не согласитесь, то я… я тогда…
– А что я? – громко спросил Натан. – Что я могу?
В его объятиях Эльза сжалась в комочек. Он и не знал, что она такая маленькая. Тулуп, который был тесен ему одному, с радостью вместил обоих. Так бы и стоял до скончания времен…
– Идем. Я спрячу тебя.
Он боялся, что Эльза станет упираться. Тогда весь план Натана летел в тартарары. Он бы отвел ее в башню и силой, но сивилла переполошила бы все четыре этажа сверху донизу. К счастью, она пошла за ним без сопротивления, как на привязи.
В холле никого не было. Молясь об удаче, Натан подхватил женщину на руки и заковылял по лестнице. Валяные катанки из овечьей шерсти пришлись как нельзя кстати. Они глушили шаг, превращая изменника в невидимку. Пожалуй, Натан и без ног птицей взлетел бы на последний этаж. Боги услышали его мольбы – дверь в заветную спальню была незаперта. Циклоп, полагая, что Натан не слышит, рассказывал Вульму: здесь умирала хозяйка башни. Много-много лет. И добавил:
«Я туда и под страхом смерти… Не хочу видеть. Пусть остается, как есть.»
Лучшего места, чтобы спрятать Эльзу, парень не знал. Главное, чтоб она вела себя тише мыши. И не выходила из спальни. Он принесет ей еды, теплых одеял. И попробует намекнуть Циклопу про опыты над сивиллой. Если сын Черной Вдовы согласится, Натану простится его самовольство. А если откажет…
– Каков уговор?
– Я тебя защищаю. Кормлю и пою. И делаю с тобой все, что захочу. Ты мне подчиняешься. Целиком и полностью.
– Это как?
– Велю прыгнуть с обрыва – прыгаешь.
Вот он, обрыв, подумал Натан. Я прыгаю, но своей волей. Если Циклоп откажет, я нарушу уговор. Сбегу вместе с Эльзой. Я буду жить – предателем, мерзавцем, последней сволочью. Каждый день, умываясь, я буду плевать на свое отражение. Каждую ночь ко мне во сне придет Циклоп. Я стану оправдываться до утра, и не оправдаюсь. Кусок хлеба застрянет у меня в глотке, отравлен изменой. Грузчик, я взвалю на плечи неподъемный груз. Надорвусь, а подниму, и пронесу, сколько надо. Потому что Эльза без меня пропадет.
«Полагаешь, это достойная цена? – спросил мертвый отец. – За грязную работенку, а?»
Не знаю, вздохнул изменник.
2.
– П'елестно! Чудная 'абота!
От волнения ювелир картавил сильнее обычного. Он держал оправу так, словно она была сделана из яичной скорлупы, подносил к глазам вплотную, рискуя лишиться зрения – и чмокал, ахал, цокал языком. Пухлое, младенческое личико ювелира зарумянилось от восторга. Со щек румянец переполз дальше, поджег нос-сливу и сейчас захватывал холмистые надбровья.
– Что это за металл?
– Белое золото.
– Что вы! Да, цвет сходен, но я уве'яю вас…
– Серебро, – наугад сказал Вульм.
Он понятия не имел, из чего сделана диадема. Зато хорошо знал, из каких проклятых бездн она явилась в Тер-Тесет. Вульм сам принес ее из подземелий Шаннурана двадцать лет тому назад. Принес и вручил заказчице – Инес ди Сальваре. Правда, тогда диадема была цела, а в розетке красовался уникальный рубин – Око Митры. Сейчас рубин рос во лбу Циклопа, а оправу Циклоп достал из футляра, футляр – из шкатулки, шкатулку – из сундучка, а сундучок стоял в дальней каморке, запертой на висячий замок.
– Нет! Это не се'еб'о! Лишь п'офан может спутать…
– Ну, серебрецо. Вы беретесь починить розетку?
– О-о…
Ювелир чуть ли не облизал венчик, где раньше сияло Око Митры. Три из семи лепестков были отломаны. Остальные торчали, как попало. Починки требовала не только розетка. Венец изогнулся, утратив форму кольца. Остренькие рожки по бокам розетки наклонились вперед, словно желая кого-то боднуть. Еще вчера, едва Циклоп извлек диадему, стало ясно, что с украшением скверно обошлись. Роняли на пол; может быть, даже топтали ногами. «Стоило ради этого лезть в лапы а'шури! – возмутился Вульм. – В следующий раз…» И удавил мысль на середине. Никакого следующего раза, предупредил он себя. Понял, болван?
– 'озетку, – кивнул ювелир. – И п'очее. Да, бе'усь.
– Отлично. Назовите цену.
– Это 'абота Ма'ка? – вдруг спросил ювелир. – Не в'ите мне! Ма'к, да?
– Марк погиб. Его убили во время погрома.
– Я ненавидел Ма'ка. Завидовал ему. Желал всяческих бед. И вот я де'жу в 'уках его шедев'. Знаете, будь я моложе, я бы отдал не только ноги, чтобы п'иблизиться хоть на шаг… Я мечтаю о том, чтобы Ма'к ве'нулся. Ожил. Сел в своей масте'ской. Зависть… Она п'идавала смысл моей собственной жизни. Понукала. Вынуждала п'ыгать выше головы. А сейчас… Я словно покойника де'жу! Холодного ме'твеца…
– Нет, – прервал Вульм исповедь ювелира. – Марк и пальцем не прикасался к этой диадеме. Спите спокойно, дружище. На свете куча людей, чей талант несравним с вашим. Всегда найдется повод для зависти. Итак, цена?
