Глава VIII. Отец и мать
Оставшись одни, Гийом и Марианна посмотрели друг на друга.
Обращаясь к самому себе, так как присутствие его жены никоим образом не могло решить тот вопрос, который он задал, Гийом спросил:
— Какого черта Бернара понесло в сторону города?
— В сторону города? — переспросила Марианна. — Он пошел в сторону города?
— Ну да… Он пошел самым коротким путем, то есть вместо того, чтобы идти по дороге, он пошел через лес!
— Через лес, ты в этом уверен?
— Черт возьми! Вот все остальные выходят на просеку долины Ушар, а Бернара с ними нет… Да вот они! — И дядюшка Гийом сделал движение, чтобы позвать их и одновременно чтобы направиться к ним, но жена его остановила.
— Подожди, старик, — сказала она, — я хочу с тобой поговорить.
Гийом уголком глаза посмотрел на нее; Марианна утвердительно кивнула головой.
— Ну да, — сказал он, — если тебя слушают, тебе всегда есть что сказать! Единственно, что бы мне хотелось знать, так это — стоит ли слушать все то, что ты собираешься сказать!
И он снова собрался пойти спросить у Франсуа и у его товарищей, почему Бернар их покинул, но Марианна остановила его во второй раз.
— Эй, да подожди же! — сказала она. — Тебе же говорят, что бы ты остался!
С видимым нетерпением Гийом остановился.
— Ну, — спросил он, — что ты хочешь мне сказать? Говори поскорее!
— Терпение! Ты хочешь, чтобы я закончила раньше, чем начала.
О! — сказал Гийом, смеясь уголком рта, в котором торчала трубка, не дававшая ему закрыться, — всегда известно, когда ты начнешь, но никогда не знаешь, когда ты кончишь!
— Я?
— Да… Ты начнешь говорить о Косоглазом, а закончишь… о Великом Турке!
— На этот раз я буду говорить о Бернаре! Ты доволен?
— Ну, говори! — уступил Гийом, скрещивая на груди руки. — А потом я тебе скажу, доволен я или нет!
— Хорошо! Итак… Ты ведь сказал, что Бернар направился в сторону города?
— Да!
— И что он пошел через лес самым коротким путем?
— И что из этого?
— И ты сказал, что он не появился вместе с другими около Тет-де-Салмон?
— Нет… так ты знаешь, куда он пошел? Если ты знаешь, так говори, и дело с концом! Ты же видишь, что я тебя слушаю! Если ты не знаешь, так нечего меня задерживать!
— Между прочим, это ты говоришь, а не я!
— Я умолкаю, — сказал Гийом.
— Хорошо! — сказала мать, — он поехал в город…
— Чтобы побыстрее встретить Катрин? Проказник! Если та ковы твои новости, то сохрани это для прошлогодней песенки!
— А вот здесь ты и ошибаешься, он вовсе не за тем поехал в город, чтобы побыстрее встретить Катрин!
— Да? А за чем же он тогда туда поехал?
— Он поехал в город из-за мадемуазель Эфрозин!
— Из-за дочери торговца лесом, или мэра, дочери мсье Рэзэна? Ну и ну!
— Да, из-за дочери торговца лесом, или мэра, дочери мсье Рэзэна!
— Замолчи!
— А почему?
— Замолчи!
— Да ведь…
— Да замолчи же!
— О, я никогда не видела ничего подобного! — воскликнула матушка Ватрен, в отчаянии поднимая руки к небу. — Я никогда не бываю права! Я говорю так — я неправа! Я говорю этак — то же самое! Я говорю — молчи! Я молчу — нужно говорить! Но Господи Боже мой! Зачем же тогда нужен язык, если не для того, чтобы говорить о том, что у тебя на сердце?
— Но мне кажется, — сказал Гийом, посмотрев на жену, — что ты вовсе не лишаешь себе удовольствия поболтать языком!
Сказав это, Гийом, с таким видом, как будто узнал все, что ему было нужно, принялся набивать свою трубку, насвистывая при этом какую-то охотничью песенку. Это был вежливый предлог для того, чтобы заставить свою жену закончить этот разговор. Но Марианна оказала сильное сопротивление.
— А если я тебе скажу, — продолжала она, — что девушка сама заговорила со мной?
— Когда? — лаконически спросил Гийом.
— В прошлое воскресенье, после мессы!
— И что же она тебе сказала?
— Она мне сказала… Да, хочешь ты меня выслушать или нет?
— Да, я тебя слушаю!
— Она мне сказала: «Знаете ли вы, мадам Ватрен, что мсье Бернар довольно дерзкий молодой человек?»
— Бернар?
— Я тебе только повторяю то, что она мне сказала: «… Когда я прохожу мимо, он на меня смотрит, и если бы у меня не было веера, я не знала бы, куда спрятать глаза».
— Она сказала, что Бернар с ней разговаривал?
— Нет, этого она не говорила. — И что же тогда?
— Подожди же! Боже мой, что ты так спешишь? Затем она добавила: «Мадам Ватрен, мой отец и я, мы посетим вас в один из ближайших дней; но постарайтесь, чтобы мсье Бернара в этот момент не было дома; я очень стеснительна, потому что, нужно признаться, что ваш сын мне очень нравится!»
— Ну, — сказал Гийом, пожимая плечами, — и тебе это доставляет удовольствие? Твое самолюбие приятно задевает, что эта городская штучка, модница, дочь мсье мэра, сказала, что она находит, что Бернар красив?
— Ну конечно!
— И поэтому тебе в голову лезет всякий вздор и в своем воображении ты строишь далеко идущие планы?
— А почему бы и нет?
— И ты уже видишь Бернара зятем мсье мэра?
— Боже мой! Если он женится на его дочери…
— Послушай, — сказал Гийом; одной рукой сжимая свою фуражку, а другой — клок седых волос, как будто бы он хотел их выдернуть, — послушай, я видел вальдшнепов, гусынь, журавлей, которые были еще хитрее, чем ты! Боже мой! Боже мой! Как ужасно слышать такие вещи! Впрочем, если уж я приговорен к этому, придется отбывать свой срок!
— Однако, — продолжала старушка, как будто бы Гийом ни чего не сказал, — могу тебе сказать, что мсье Рэзэн сам остановил меня, не далее, как вчера, когда я возвращалась, сделав покупки, и сказал: «Мадам Ватрен, я слышал о вашем жарком из кроликов и как-нибудь зайду к вам, чтобы отведать его вместе с вами и дядюшкой Гийомом».
— И ты не видишь причины, почему он все это делает?! — воскликнул старик, выпуская, по своему обыкновению, колечки дыма тем чаще, чем больше сердился, и постепенно исчезая в белом облаке, подобно громовержцу Юпитеру.
— Нет, — ответила Марианна, не понимая, что можно видеть в словах, которые она только что передала, кроме того, что они значили.
