Когда за ее спиной стукнула распахнутая дверь, Марина
моментально обернулась и старательно взвизгнула, заслоняясь руками, как и
подобало воспитанной городской девушке, оказавшейся совершенно обнаженной перед
четырьмя мужчинами, атаманом и его людьми. В полном соответствии с принятой на
себя ролью возмущенно вскрикнула:
– Вы с ума сошли! Убирайтесь!
Ее негодование вызвало лишь дружный хохот. Она так и стояла
у влажной бревенчатой стены, согнувшись, усердно прикрываясь ладонями, а атаман
и сопровождающие его лица абсолютно непринужденно располагались поудобнее –
голые по пояс, выпившие, уверенные, в своих дурацких одинаковых штанах с
цветными полосами. Вот это влипла, подумала Марина, заманили… Ну, и откуда тут
ждать помощи? Не от хозяйки же… Есть сильные подозрения, что супруга
владетельного барона вполне в курсе и вряд ли станет перечить грозному мужу
из-за таких пустяков, как случайная гостья. Вот именно, патриархальные нравы.
Самые незатейливые. Барон хочет развлечься. И что же делать? Можно прикончить
их всех, она бы справилась, можно передушить всех остальных, кто только есть в
доме. Но что дальше? Садиться на коня – при ее весьма скромных навыках верховой
езды – и нестись очертя голову по незнакомым тропам, в ночной чащобе, непонятно
куда? Нет, не годится оставлять за собой такое, когда путь отхода совершенно
неизвестен...
Казаки располагались. Один со звоном опустил на лавку пару
объемистых бутылок с яркими этикетками и стопку вставленных друг в друга стаканов,
другой развернул на полу, встряхнув за углы, толстое домотканое покрывало,
старательно расстелил на мокрых досках, выпрямился, ухмыльнулся:
– Сама ляжешь или помочь?
– Вы с ума сошли! – повторила Марина, подпустив в голос
должную долю цивилизованного гнева. – Я кричать буду!
– Покричи, – лениво отозвался атаман. – Веселее
будет. И некоторое разнообразие – чтобы орала, из рук рвалась...
– Я приехала из другого государства, вы не имеете права! Я
пожалуюсь в полицию!..
Атаман подошел к ней вплотную, крепко взял за голое плечо и
с нескрываемой насмешкой процедил:
– До полиции еще добраться надо, глупенькая! Я, между
прочим, тебе не врал. Военные и полиция – в полусотне километров. И ни одна
собака не знает, что ты здесь. Местные будут молчать в тряпочку, я им и власть,
и полный хозяин, и господь бог вместе с богоматерью... – его глаза
нехорошо сузились. – Я тебя, стерву, двину по затылку и сброшу в болото с
камнем на шее, иди потом пиши жалобы хоть президенту с того света!
Лицо у него стало по-настоящему страшным. Марина не
сомневалась, что он ничуть не блефует.
– Ну, не пугайся, – сказал атаман помягче. – Мы же
не звери! Будешь умницей, никто тебя убивать не будет. А начнешь барахтаться,
мало того, что сбросим потом в болото с разбитой башкой, сначала отдерем так,
что все порвем к чертовой матери! – изобразив самую благожелательную
улыбку, он погладил Марину по щеке. – Ну, что дрожишь? Взрослая девочка, с
мужиками наверняка уже валялась. Не станешь брыкаться, мы с тобой тоже будем
осторожненько. Не бойся, не съем...
Он отвел руки Марины от груди – Марина притворилась, будто
руки у нее слабые, и ее легко одолеть – погладил по-хозяйски.
– Да тащи ты ее сюда, – послышалось сзади, –
двинуть пару раз...
– Не торопись, – с ухмылочкой сказал атаман, всем телом
прижимая Марину к стене. – Она девочка умная, сама ляжет... Ты ведь сама
ляжешь? Выбор у тебя небогатый...
Марина подняла на него глаза, моргая с самым испуганным
видом:
– А вы, правда, меня не убьете, если...
– Да кто тебя убьет, дуреха? Завтра отвезем к военным,
по-хорошему. Можешь им наплести что угодно, но доказательств все равно не будет
никаких. Я нашу власть в нынешней своей роли вполне устраиваю, станет она
дергаться из-за какой-то ученой девки из задрипанного Питера! Выпьешь
стаканчик?
– Нет.
– И правильно, – сказал атаман, почти мурлыкая. –
Молодым девчонкам пить неприлично, да и для здоровья вредно... – он
отступил, посторонился. – Ну? Или хочешь по-плохому?
Марина замотала головой, прошла к покрывалу и неторопливо
улеглась, расслабилась, насколько удалось, вытянула руки вдоль тела,
зажмурилась и слегка развела ноги.
– Шире раздвигай, – скомандовал кто-то из
приближенных. – И глаза открой.
Марина повиновалась. Рядом скрипели стаскиваемые сапоги, с
глухим стуком разлетались по углам, звякало горлышко о края стаканов.
– Приятная коза, – сказал кто-то. – Гладенькая.
– Городская. Они там все такие, сытые и беззаботные. Глянь,
вся выбритая.
– Культурная...
– Ничего. Сейчас сделаем из этой культурной простую
деревенскую давалку. Пусть они нас окунули мордой в дерьмо, мы хоть так свое
возьмем. Эй, голенькая! Губки пальцами раздвинь, я полюбоваться хочу. Да на
меня смотри, недотрога питерская!
Очень мило, подумала Марина, выполняя приказ. Прорезалось
что-то похожее на идеологическую базу. Начнут они когда-нибудь, или всю ночь
будут таращиться?
– На ходу обучается, – продолжал тот, самый
неугомонный. – Ну-ка скажи: «Я была порядочная, а теперь я блядь казацкая».
Без запинки Марина повторила. Унизили, ага, подумала она
насмешливо. Пойду потом и повешусь на воротах от психологического шока, с
трагическим письмом в зубах...
– А пусть сделает...
– Да ладно тебе, – сказал второй. – Чего
представление тянуть? Начинайте, господин атаман, как и положено.
– Ну, держись, гостья дорогая! – хохотнул атаман.
Опустился над Мариной, упираясь в пол вытянутыми руками,
примостился, умело вошел – неторопливо, стараясь проникнуть как можно глубже.
Чтобы подыграть – авось зачастит, и побыстрее отделаешься от первого – Марина
старательно ахнула во весь голос, картинно закусила губу.
– На меня, на меня смотри! – весело распорядился
атаман. – Успеешь еще поорать! Ножки сдвинь посильнее.
– Невинность нашарили, атаман? – захохотал кто-то.
– Ни черта! – откликнулся атаман. – Все
разработано в лучшем виде.
Ясно стало, что быстро от него не отделаешься. Атаман
насиловал Марину неторопливо и размеренно, с самодовольной улыбкой глядя в лицо
под громкий смех зрителей, комментировавших процесс в самых похабных
выражениях.
Второй проворно встал на колени лицом к атаману, грубо и
цепко стиснул груди. Конец тыкался ей в лицо, нашаривая рот. Нашарил, проник,
заработал ожесточенно. Атаман, наконец, закончил и отвалился, его проворно
сменил второй, действуя гораздо торопливее и грубее, злым шепотом командуя:
