– Здорово, бугай! – сказала она великану, ухмыляясь во
весь рот.
– Привет, телка! – жизнерадостно отозвался Степан,
по-прежнему поливая ее некорректными взглядами. – Ну и жопа у тебя в этих
трусах, так бы и покусал...
– Это не трусы, а шорты, – сообщила она. –
Запомнил, дурная башка?
– А какая разница? Я бы с тебя содрал что трусы, что шорты,
и уж влупил бы от всей души!..
– Размечтался, здоровила! – фыркнула она с обаятельной
улыбкой. – Иди своего дедушку трахни!..
– Он давно на кладбище.
– Так выкопай, лентяй! – доброжелательно посоветовала
Марина, опустилась в темно-вишневое кресло и блаженно вытянула ноги. – Или
мозоли боишься заработать?
Они какое-то время сидели молча и широко улыбались друг
другу – одного поля ягоды, два сапога пара, слаженно чихавшие на неоэтику.
Потом Марина с любопытством спросила:
– Судя по тому, как мы вольно беседуем, новых «жучков» тебе
«внутряки» не насовали?
– А куда они денутся, сестренка? – пожал Степан
могучими плечами. – Насовали, конечно.
– Выковырял?
– Зачем? Просто-напросто внес некоторые усовершенствования.
Взял да и подключил к ним свои игрушки. Теперь они по всем микрофонам
круглосуточно слушают симфонии Бетховена, а камеры двадцать четыре часа в сутки
транслируют вид на морское побережье...
– Ну, ты умный, как я не знаю что, – сказала Марина с
уважением. – Неприятностей не будет?
– С чего бы вдруг? Они ведь все свои «жучки» всаживают
абсолютно незаконно. Пусть, если есть охота, идут и жалуются начальству – мол,
уймите вашего чертова великана, чтобы не издевался над нашей незаконно
установленной аппаратурой... Перетопчутся!
– Посоветуй этот фокус Дэну.
– А пошел он к черту, сестренка, откровенно говоря, –
сказал Степан. – Хватит и того, что я – хороший спец и прекрасно выполняю
свои нелегкие обязанности. А вот на посторонние темы я с ним говорить никогда
не буду. И сближаться тоже. Потому что наш Дэн из хозяев, ясно тебе? Из
чертовых эксплуататоров. Он ходил с кнутом, а мои предки – с мотыгой. –
Степан подпер ладонью щеку, наклонился вправо и гнусаво запел:
Енота поймать нелегко, нелегко, хай-хай-эй-хо...
Хозяин смеется, а луна высоко, хай-хай-эй-хо...
Уяснила? Ты – другое дело, к тебе я отношусь нежно и
трепетно, сестренка. – Он широко ухмыльнулся. – Ты шваль. Девка из
дикой глухомани, родившаяся, когда наша страна разваливалась на две дюжины еще
более дикарских. Мы с тобой – одного пошиба зверюшки, это только некоторые
думают, что своим разгулом неоэтики что-то там хоть чуточку искупили. Если бы
ты еще не ломалась и дала себя трахнуть... Ну, чего тебе стоит, подруга? Я
наслышан, как ты жила годочков до десяти, когда у вас там была заваруха – в
развалинах, крыс трескала, хер сосала у каждого встречного за конфетку...
– У тебя неполная информация, чертов боров, – сказала
Марина задумчиво. – Насчет развалин и крыс все правильно, а вот с
остальным ты попал пальцем в небо. Так уж мне повезло, что трахнуть меня не
успели, обошлось как-то, а сосать приходилось всего пару раз, и то не за
конфетку, а исключительно из дружеского расположения к нашему тогдашнему главарю...
– А какая разница? Главное, подруга, мы с тобой – хреновины
из одного ящика. Они – это они, а мы – это мы, и так оно навсегда останется,
несмотря на высокие технологии и неоэтику. Или считаешь, что я неправ?
– Ты совершенно прав, дубина, – сказала Марина
устало. – Мы с ними всегда будем, как масло и вода, а поскольку мы,
мальчики и девочки с такими вот мыслями, ничего не замышляем, не объединяемся в
тайные организации и совершенно не покушаемся ни на какие устои,
благоденствовать нам долго... Тебе босс сбросил допуск на меня?
– Ага. Уезжаешь?
– Точно.
– К черту на рога?
– Можно даже сказать, к черту в жопу. Так оно вернее.
– Укокошат тебя там, чего доброго, – печально сказал
Степан. – И не останется у меня в этом поганом заведении ни единой
родственной души, с которой можно поговорить попросту, не фильтруя базар
ежеминутно согласно неоэтике...
– Переживешь!
– Пережить-то переживу, но скучно будет без тебя, подруга.
– Ты меня не хорони пока что, здоровила, – сказала
Марина жизнерадостно. – И не рыдай заранее. Я такая беспокойная, что в
случае чего и с того света заявлюсь потолковать с тобой на правильном базаре...
– Так это ж выйдет только половина радости. Призрака ведь не
трахнешь, как ни прилаживайся.
– Ох, далась я тебе... – сказала она с наигранной досадой. –
Ну что во мне такого, в выдре корявой?
– Не прибедняйся, подруга, я тебя умоляю! У меня на тебя
такой торчок...
Выгорит, подумала Марина удовлетворенно. Тут и гадать
нечего...
Встала, потянулась, отошла в угол, к широкому дивану,
темно-вишневому, как и прочая мебель. Небрежным движением содрала через голову
пропотевшую майку, оставшись в одних синих шортах, села, разбросала руки по
спинке дивана, откинула голову, зажмурилась и протянула:
– Устала, как собака...
Сквозь прищуренные глаза наблюдала за собеседником – и,
конечно, видела именно ту реакцию, на какую рассчитывала: ну да, глазыньки
полезли из орбит...
– Эй, эй! – окликнул Степан. – Кончай борзеть,
подруга! Я не картонный, чтобы передо мной так выставляться! Чего
издеваться-то?
– А что тут такого? – отозвалась она томным, бархатным
голоском. – Ничего особенного с точки знания неоэтики, всего-навсего одна
особа в присутствии другой от потной майки избавилась, чтобы телу было
удобнее...
– Иди ты!
Марина наставительно сказала:
– Такие вещи следует воспринимать спокойно, с пониманием
мотиваций другой особы и уважая ее права на ненарушающие законов поступки...
– Да чтоб тебя, подруга! Не дразни!
Она откликнулась нейтральным тоном:
– А что, если я решила, наконец, с тобой трахнуться, рожа
твоя недогадливая?
Такой реакции даже она не ожидала. Степан одним движением
оказался рядом и навис над ней, упираясь широкими ладонями в спинку дивана. В
голосе у него звучала нешуточная надежда:
– Эй, подруга, не шутишь?
Рыбка не просто клевала – заглатывала крючок до самых
печенок. Все так же щурясь, Марина ангельским голоском протянула:
– Старина, а ты не слышал, что в этом мире чистогана и
наживы за все надо платить? Не могли до тебя не дойти такие слухи...
