То был он, Рыбак, который наконец-то обрел конкретность.
Старик в синем халате и одном шлепанце, в желтую и черную
полосы, похожем на окрас шмеля. Энди Райлсбек еще подумал, а не прибрел ли этот
старикан из «Центра Макстона по уходу за престарелыми». «А ведь интересная
идея», — думает Джек. Если Чамми Бернсайд — тот самый человек, который
подбросил Джорджу Поттеру полароидные фотографии, «Макстон» для него —
идеальное укрытие.
Уэнделл Грин смотрит выпуск новостей по «Сони» в своем
номере отеля. Не может оторвать глаз от экрана, хотя «картинка» вызывает у него
вихрь чувств: злость, стыд, унижение. Желудок жжет, шишка на голове болит и
пульсирует. Всякий раз, когда Уэнделл Грин видит, как эта жалкая пародия копа
подкрадывается к нему с поднятым ручным фонарем, его пальцы зарываются в
густые, курчавые волосы на затылке и осторожно касаются шишки. Размером она с
помидор, и такое ощущение, что вот-вот лопнет. Ему еще повезло, что обошлось
без сотрясения мозга. Этот мозгляк мог его убить!
Ладно, возможно, он чуть перегнул палку, возможно, на малую
толику заступил за черту профессиональной этики, но ведь он не идеальный
журналист, да и кто сейчас такой? Местные телевизионщики, как же они его злят
своими похвалами Джеку Сойеру. Кто был главным спецом по Рыбаку? Кто изо дня в
день занимался этим делом, рассказывая читателям все, что они хотели узнать?
Кто каждое утро выходил на линию огня? Кто вообще дал монстру эту прозвище? Не
эти тупоголовые Баки и Стейси, так называемые репортеры и ведущие выпуска
новостей, которые только и могут, что улыбаться в камеру, демонстрируя отменную
работу дантистов. Уэнделл Грин — легенда местной прессы, звезда, гигант
журналистики, каких в Западном Висконсине еще не было и, наверное, уже не
будет. Даже в Мэдисоне, если говорят «Уэнделл Грин», подразумевают… знак
качества. А если Уэнделл Грин — все равно что золотой стандарт, подождите, пока
Рыбак на забрызганных кровью плечах донесет его до Пулитцеровской премии.
Да, в понедельник утром ему придется поехать в газету и
успокоить редактора. Велика важность. Не в первый, да и не в последний раз.
Хорошие репортеры делают тираж. Никто в этом не признается, но это так, никуда
не деться. Войдя в кабинет редактора, он скажет только одно: «Это сенсация дня,
есть у тебя кто-то еще, кто может адекватно ее осветить?» А когда редактор
снова станет ручным (максимум через десять минут), он собирается заглянуть к
продавцу из «Гольца», Фреду Маршаллу. Один из наиболее ценных источников
информации сообщил Уэнделлу, что мистер Маршалл располагает очень любопытными
сведениями, касающимися его единственного сына, возможно, четвертой жертвы
Рыбака.
Арнольд Храбовски, сияющий герой в глазах любящей жены Полы,
смотрит новости с чувством глубокого удовлетворения и думает, что она, пожалуй,
права: ему следует позвонить чифу Гилбертсону и попросить восстановить его на
службе.
Размышляя о том, где найти старого недруга Джорджа Поттера,
Дейл Гилбертсон наблюдает, как Баки и Стейси вновь показывают эпизод, в ходе
которого Бешеный Мадьяр укладывает на асфальт Уэнделла Грина, и думает, что,
пожалуй, ему следует отменить свой приказ об отстранении Храбовски от работы.
Ударил-то Арни от души. Дейл ничего не может с собой поделать: этот удар разом
поднимает ему настроение. Такое случается, когда он наблюдает за игрой Марка
Макгуайра или Тайгера Вудса.
Пребывающая в одиночестве в своем маленьком доме, чуть отстоящем
от шоссе, Ванда Киндерлинг, о которой мы время от времени упоминали, слушает
радио. Почему она слушает радио?
Несколько месяцев назад перед ней встала дилемма: оплатить
счет кабельного телевидения или купить бутылку, вполгаллона, водки
«Аристократ». Очень жаль, Баки и Стейси, но вы проиграли: Ванда последовала
велению души. А без кабельного телевидения на экране видны в основном помехи.
Ванда всегда ненавидела Баки и Стейси, да и практически всех, кто появлялся на
экране, особенно если выглядели эти люди довольными жизнью и ухоженными (особое
презрение вызывали у нее ведущие утренних новостей, что мужчины, что женщины).
Ванда лишилась и первого, и второго с тех самых пор, как выскочка-детектив Джек
Сойер обвинил ее мужа, Торни, в ужасных преступлениях, которые тот, конечно же,
не совершал. Джек Сойер погубил ее жизнь, и Ванда не собиралась ни забывать об
этом, ни прощать.
Этот человек заманил ее мужа в ловушку. Подставил его.
Измазал честное имя Торни грязью и упрятал в тюрьму, чтобы
никто не узнал, что он — гнусный лжец. Ванда надеется, что полиция никогда не
поймает Рыбака, потому что Рыбак воздает им по заслугам, этим отвратительным
мерзавцам. «Против копов все средства хороши, — думает Ванда Киндерлинг. —
Рыбак — это наказание, — думает Ванда. — Пусть он убьет сотню маленьких
засранцев, пусть убьет тысячу, а потом ему следует переключиться на родителей.
Торни не мог убить тех шлюх в Лос-Анджелесе. То были убийства на сексуальной
почве, а Торни, слава богу, секс не интересовал. С детства все части тела у
него выросли, за исключением детородного органа: его штучка размерами не
превышала мизинец. Нечем ему было заниматься сексом. А вот Джек Сойер жил в
Лос-Анджелесе, не так ли? Так может, он сам убил этих шлюх, а вину возложил на
Торни?» Репортер все расписывает действия бывшего лейтенанта Сойера прошедшим
вечером, и Ванда Киндерлинг, шипя от злобы, хватает стакан со столика у
кровати. Заливает вспыхнувший в животе огонь большим глотком водки.
Горг, которому бы самое время заглянуть в гости к Ванде, она
бы встретила его с распростертыми объятиями, новости не смотрит и не слушает,
потому что находится далеко-далеко, в Запределье.
В своей кровати в «Макстоне» Чарльз Бернсайд наслаждается
снами, но не собственными, а другого существа, из другого мира, которого ему
никогда не увидеть. Одетые в лохмотья, истощенные дети бредут на окровавленных
ножках мимо языков пламени, вращают гигантские колеса, которые, в свою очередь,
вращают колеса еще большего размера, а уж те питают энергией двигатели
уничтожения, вознесенные в черно-кровавое небо. В воздухе стоит резкий запах
расплавленного металла, чего-то отвратительного, вроде мочи дракона, и
отчаяния. Ящероподобные демоны с длинными хвостами немилосердно хлещут детей.
Грохот, треск, тяжелые удары рвут барабанные перепонки.
Таковы сны лучшего друга и любящего хозяина Берни, мистера Маншана, и они
бесконечно радуют старика.
Пройдя коридор крыла «Маргаритки», миновав уютный холл и
маленькую приемную, где стоит стол Ребекки Вайлес, заглянем в кабинет Шустрика
Макстона. Последнего волнуют куда более прозаичные проблемы. Маленький
телевизор на полке над сейфом показывает, как карикатурный коп, Бешеный Мадьяр
Храбовски, молодецким ударом ручного фонарика укладывает на асфальт Уэнделла
Грина, но Шустрик не наслаждается этим незабываемым зрелищем. Он должен найти
тринадцать тысяч долларов, которые задолжал своему букмекеру, а у него — только
половина необходимой суммы. Вчера очаровательная Ребекка Вайлес съездила в
Миллер и сняла со счета большую часть денег, и он может использовать две тысячи
долларов с собственного счета, при условии, что вернет их до конца месяца.
Остается добрать еще шесть «штук», ради чего придется серьезно поработать с
бухгалтерскими книгами. К счастью, творческое отношение к бухгалтерии — хобби Шустрика,
и, начав обдумывать возможные варианты, он видит, что возникшие трудности
определенно можно преодолеть.
