— Значит, вы сидели на кислоте, когда увидели «Черный дом»,
— уточняет Джек.
— Да. Потому-то я и видел огни.
— Где это было, Мышонок? — спрашивает Нюхач.
— Точно не знаю. Но подожди, Нюхач, дай мне выговориться. В
то лето я близко сошелся с Маленькой Нэнси Хейл, помнишь?
— Конечно, — кивает Нюхач. — Чертовски грустная история. —
Он смотрит на Джека. — Маленькая Нэнси после того лета умерла.
— У меня чуть не разорвалось сердце, — рассказывает Мышонок.
— У нее словно развилась аллергия на воздух и солнечный свет, совершенно
неожиданно. Ее все время тошнило. Кожа покрылась сыпью. Она не могла выходить
из дому, потому что свет резал глаза. Док не мог понять, что с ней не так,
поэтому мы отвезли ее в большую больницу в Ла Ривьере, но и там ей не поставили
диагноз. Мы говорили с врачами в «Мэйо»,
[93]
но и они не помогли. Она умирала
трудно. Я сам едва не умер, глядя на ее страдания.
Он долго молчит, уставившись на живот и колени, остальные
тоже не произносят ни слова.
— Ладно. — Мышонок поднимает голову. — Вот что я помню. В ту
субботу Маленькая Нэнси и я закинулись таблетками Несравненной и отправились в
поездку по тем местам, которые нам нравились. Побывали в прибрежном парке Ла
Ривьеры, доехали до Дог-Айленда и Лукаут-Пойнт. Возвращаясь оттуда, поднялись
на холм, любуясь открывшимся видом. Домой не хотелось, вот мы и ездили по
окрестностям.
Маленькая Нэнси заметила щит с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД
ВОСПРЕЩЕН», мимо которого я, должно быть, проезжал тысячу раз, не видя его. —
Он смотрит на Джека Сойера. — Полной уверенности у меня нет, но кажется, он
стоял на шоссе № 35.
Джек кивает.
— Если бы не кислота, не думаю, что и она увидела бы этот
щит. О, теперь я все вспомнил. «Что это? — спрашивает она, и, клянусь, я долго
оглядывался, прежде чем углядел этот щит, помятый, погнутый, с ржавыми дырами
от пуль. Он словно сливался с деревьями. — Кто-то хочет, чтобы мы не
сворачивали на эту дорогу, — говорит Маленькая Нэнси. — Что они там прячут?»
Что-то в этом роде. «На какую дорогу?» — спрашиваю я и тут же вижу ее. Дорога —
это сильно сказано. Проехать по ней могла бы одна машина, и только
малолитражка. С обеих сторон — высокие деревья с толстыми стволами. Черт, я не
думал, что там могло скрываться что-нибудь интересное, может, какая-нибудь
старая лачуга. И потом, не понравилось мне, как выглядела эта дорога. — Он
бросает взгляд на Нюхача.
— Что значит, тебе не понравилось, как выглядела эта дорога?
— переспрашивает Нюхач. — Я не раз видел, как ты заходил в места, которые
определенно не могли тебе понравиться. Или ты гонишь, Мышонок?
— Говори что хочешь, но я рассказываю все, как было. Этот
щит словно говорил: «ДЕРЖИТЕСЬ ПОДАЛЬШЕ, ЕСЛИ ХОТИТЕ СЕБЕ ДОБРА». Вызвал у меня
неприятное предчувствие.
— Тогда это точно гиблое место, — вмешивается Сонни. — Я
видел гиблые места. Они не хотят, чтобы ты туда заходил, и предупреждают тебя
об этом.
— Полностью с тобой согласен, — кивает Мышонок, — но ты
дослушай. Мне хотелось развернуться и поехать куда-нибудь за жареной курятиной,
которая после таблетки Несравненной казалась пищей богов, но Маленькая Нэнси
пожелала поехать по этой дороге, поскольку испытывала те же чувства, что и я.
Она была очень смелая. И умела убеждать. Поэтому я сворачиваю с шоссе,
Маленькая Нэнси прижимается ко мне и говорит: «Не дрейфь, Мышонок, прибавь
ходу», — вот я и прибавляю газу. Все вокруг какое-то странное и враждебное, но
я вижу только просеку, плавно поворачивающую между деревьями, и какое-то
дерьмо, хотя я точно знаю, что его нет.
— В смысле? — любопытствует Сонни, словно уточняет
полученные сведения о научном эксперименте.
— Какие-то темные тени выходят к краю просеки и смотрят на
меня между деревьями. Пара бросилась ко мне, но я проскочил сквозь них, как
сквозь дым. Не знаю, может, они и были дымом.
— Черт, это все кислота, — бросает Нюхач.
— Может, но ощущения были другие. А кроме того, Несравненная
никогда не вгоняет тебя в тоску. Не вызывает депрессию. А тут я вдруг подумал о
Киз Мартин. Я это хорошо помню. Буквально увидел ее, прямо перед собой, как она
выглядела, когда ее клали в «скорую помощь».
— Киз Мартин, — кивает Нюхач.
Мышонок поворачивается к Джеку.
— С Киз я встречался, когда мы учились в университете. Она
буквально умоляла нас разрешить ей поехать с нами, и однажды Кайзер сказал,
хорошо, она может взять его байк. Для Киз это был настоящий праздник, она
оттягивалась на полную катушку. А потом наехала на какую-то чертову маленькую
хворостинку…
— Не на хворостинку, — уточняет Док. — Ветку. Толщиной в
пару дюймов.
— Которой достаточно, чтобы проверить твое умение сохранять
равновесие, особенно если ты не очень хорошо умеешь управляться с байком, —
продолжает Мышонок. — Она переехала через эту веточку, байк вырвался из-под
контроля, Киз свалилась с него и ударилась об асфальт. У меня чуть не
остановилось сердце.
— Я понял, что она умерла, как только подошел и увидел, под
каким углом повернута ее голова, — подхватывает Док. — Не имело смысла даже
оказывать первую помощь. Мы укрыли ее куртками, а я поехал вызывать «скорую».
Через десять минут ее уже загружали в кузов. Один из фельдшеров узнал меня, а
не то у нас возникли бы серьезные неприятности.
— Я все гадал, врач вы или нет, — говорит Джек.
— Окончил резидентуру
[94]
по хирургии в Университете
Иллинойса и сразу ушел из медицины, — улыбается ему Док. — Болтался с этими
парнями, увлекся пивоварением — все интереснее, чем с утра до вечера резать
людей.
— Мышонок, — говорит Нюхач.
— Да. Я как раз подъезжал к повороту этой узкой
дороги-просеки, и Киз буквально возникла передо мной как живая. С закрытыми
глазами, с головой, висящей как осенний лист, готовый сорваться с ветки.
«Ой-ей-ей, — сказал я себе, — вот этого мне сейчас видеть совершенно не
хочется». И чувства меня охватили те же, что и тогда на дороге. Стало дурно.
Просто дурно стало. А потом мы проехали поворот, и я услышал, как где-то в лесу
зарычала эта собака. Да еще как зарычала. Будто там было двадцать собак и все
безумно злые. Тут что-то начинает твориться с головой. Такое ощущение, что она
сейчас взорвется. Я смотрю вперед, ожидая, что сейчас увижу перед собой стаю
волков или еще какого-то зверья, бегущего на нас, и мне требуется какое-то
время, чтобы понять: передо мной дом. Черный дом.
