Ему отвечает одобрительный гул голосов. Только Мышонок имеет
на этот счет собственное мнение: он лишь наклоняет голову и еще крепче сжимает
руль.
— Поскольку Мышонок там уже бывал, он едет первым. Док и я —
за ним, Сонни и Кайзер прикрывают наши задницы. — Нюхач смотрит на них. —
Держитесь в шести-восьми футах, понятно?
«Не ставь Мышонка первым, ты должен возглавить колонну», —
раздается в голове Сонни внутренний голос, но он кивает:
— Понятно, Нюхач.
— Построились.
Они передвигают байки, занимая указанные Нюхачом позиции.
Всем, кто едет по шоссе № 35, пришлось бы затормозить, чтобы не наехать на
здоровяков на мотоциклах. Но ни одного автомобиля не появляется ни справа, ни
слева. Все, включая Мышонка, газуют и готовятся рвануть с места. Сонни ударяет
кулаком в кулак Кайзера и вновь вглядывается в черный тоннель в лесу.
Большая ворона садится на одну из нижних ветвей, наклоняет
голову, вроде бы пытается встретиться взглядом с Сонни.
Ворона, должно быть, смотрит на всех, Сонни это понимает, но
не может отделаться от ощущения, что она уставилась именно на него. Ее блестящие
глазки полны насмешки. Осознание, что ворону забавляет его вид, заставляет
Сонни, нависшего над рулем байка, вспомнить о «магнуме».
«А не превратить ли тебя в комок окровавленных перьев,
крошка?»
Не расправляя крыльев, ворона отпрыгивает по ветви назад и
исчезает среди дубовых листьев.
— ПОЕХАЛИ — кричит Нюхач.
***
В тот самый момент, когда байк Мышонка трогается с места,
гниющие руки Маленькой Нэнси опускаются на его плечи.
Ее тонкие кости жмут с такой силой, что на коже под курткой
наверняка останутся синяки. И хотя Мышонок знает, что такое невозможно, нельзя
избавиться от того, чего нет, внезапная боль в плечах приводит к попытке
скинуть нежелательную наездницу. Мышонок дергает плечами, выворачивает руль из
стороны в сторону, отчего байк едва не заносит. Как только байк начинает тянуть
вбок, Маленькая Нэнси еще сильнее вцепляется в Мышонка. А когда Мышонок
выравнивает байк, обнимает костлявыми руками шею, прижимается телом к спине. Ее
череп трется о его затылок, зубы впиваются в кожу.
Это уже чересчур. Мышонок знал, что она появится, но не
ожидал, что это будет так. И несмотря на скорость, у него ощущение, что воздух
заменила более плотная и вязкая субстанция, густой сироп, который задерживает
его, тянет назад. И он, и байк стали гораздо тяжелее, словно на этом проселке
сила тяжести неизмеримо возросла. Голова гудит, из леса по его правую руку уже
доносится рычание собаки. Мышонок полагает, что он бы все это выдержал, если бы
не тот же трюк, каким его остановили в прошлый раз, когда он попал на эту
тропу: мертвая женщина. Тогда это была Киз Мартин; теперь мертвая женщина —
Маленькая Нэнси, и она ни на секунду не оставляет его в покое: бьет по голове,
по бокам, рвет уши. Он чувствует, как ее зубы оставляют шею, чтобы тут же
впиться в левое плечо. Одна из рук болтается перед ним, и ужас еще сильнее
охватывает Мышонка, когда до него доходит, что он видит эту руку. Лохмотья кожи
висят на длинных костях, белые черви копошатся в оставшихся ошметках плоти.
Рука, судя по прикосновению, губчатая и костлявая
одновременно, хватает Мышонка за щеку, ползет ко лбу. На том Мышонок ломается:
паника белым взрывом врывается в мозг, он теряет контроль над байком. Когда он
вписывался в поворот, выводящий к «Черному дому», байк уже опасно кренился, а
тут Мышонок дергается от отвращения и вместе с байком валится на землю.
В этот самый момент слышит, что собака рычит в каких-то
нескольких ярдах от него. «Харлей» придавливает ногу Мышонка, инерция тащит
байк вперед, вместе с седоками, реальным и призрачным. Когда Мышонок видит
«Черный дом», затаившийся среди деревьев, костлявая рука ладонью ложится ему на
глаза. Его крик тонет в яростном лае собаки.
Через несколько секунд после съезда с шоссе Нюхач чувствует,
как воздух сгущается и становится липким. «Это какой-то фокус, — говорит он
себе. — Иллюзия, вызванная действующими на мозг токсинами, распыляемыми
Рыбаком». Надеясь, что остальных эта иллюзия не собьет с толку, он поднимает
голову и смотрит поверх плеч и головы Мышонка. Примерно в пятидесяти футах
проселок поворачивает налево. Густой воздух давит на руки и плечи, в голове
поселяется тупая, нарастающая боль, начинается за глазами, медленно
продвигается вглубь. Нюхач бросает короткий взгляд на Дока и видит, что тот в
порядке. Смотрит на спидометр: уже тридцать пять миль в час, и скорость растет.
К повороту они могут разогнаться до шестидесяти.
Где-то справа рычит собака. Нюхач выхватывает из кармана
пистолет, слышит, что рычание движется к повороту с той же скоростью, что и
они. Зона боли расширяется. Боль выдавливает глаза из орбит. Большая собака
(конечно, собака, кто же еще?) приближается, и леденящее кровь рычание
заставляет Нюхача увидеть огромную голову, сверкающие злобой, налитые кровью
глаза, раскрытую пасть, полную акульих зубов, капающую на землю слюну.
Две причины мешают ему сконцентрироваться. Первая — Мышонок,
который, входя в поворот, мотается на своем байке из стороны в сторону, словно
стараясь оторвать от спины сгустившийся воздух. Вторая — утроившееся давление,
с которым боль пытается выпихнуть глаза из глазниц. И как только он видит, что
падение Мышонка неминуемо, сосуды в его глазах лопаются. Кровавая краснота
быстро переходит в абсолютную черноту. А в голове раздается отвратительный
голос: «Эми зидить на моем колене и обнимать меня. Я решить ее зесть. Как она
брыкатза и царапатза. Я пришлоз задушить…»
— Нет! — ревет Нюхач, и голос, выталкивающий его глаза,
превращается в хриплый смех. Но долю секунды Нюхач видит кого-то высокого и
худого, с одним глазом, с зубами, блеснувшими из-под шляпы или капюшона…
…мир вдруг кренится, и вот он уже лежит на спине, а байк
давит ему на грудь. Все, что он видит, замарано черным, сочится красным.
Мышонок кричит, и, повернув голову на крики, Нюхач видит красного Мышонка,
лежащего на красной дороге, и бегущую к нему огромную красную собаку. Нюхач не
может найти пистолет, он куда-то отлетел. Крики, вопли, рев моторов наполняют
уши. Он выкарабкивается из-под байка, крича непонятно что. Красный Док
проскакивает мимо на красном байке и едва не сбивает с ног. Он слышит выстрел,
потом другой.
***
Док замечает взгляд Нюхача и старается не показывать виду,
как ему херово. Грязная вода булькает в желудке, кишечник скручивает. Ему
представляется, что движется он со скоростью пять миль в час, такой густой и
противный воздух. По какой-то причине его голова весит тридцать или сорок фунтов,
и это хуже всего; даже интересно, сможет ли он остановить революцию,
начинающуюся в его внутренностях. Плотность воздуха все усиливается, а потом —
бум, словно исчезает, и его голова, воздух ее больше не поддерживает,
превращается в сверхтяжелый шар для боулинга, который так и норовит упасть на
грудь. Оглушающее рычание доносится из леса, и Док с трудом подавляет рвотный
рефлекс. Краем глаза он видит, как Нюхач достает пистолет, чувствует, что
должен сделать то же самое, но вспоминает Дейзи Темперли, и это воспоминание
парализует его волю.
