— Вы скажите мне, и тогда мы оба будем в курсе. Я знаю
только то, что рассказала мне Джуди, а потом доктор Спайглман. — У Фреда
Маршалла начинает дрожать голос. — Он издевался над ней. Можете в это поверить?
Он сказал: «Вашему мальчику очень одиноко». А потом: «Он все просит и просит,
чтобы ему разрешили позвонить домой и поговорить с мамочкой». Только Джуди
говорит, что у него какой-то странный иностранный акцент или дефекты речи,
поэтому сразу его понять нелегко. Еще он сказал: «Передай привет своей мамочке,
Тайлер», — и Тайлер… — Голос Фреда обрывается, он несколько раз всхлипывает,
прежде чем к нему возвращается дар речи. — Тайлер, Тайлер, похоже, так напуган,
что может только звать на помощь. — Из трубки доносится рыдание. — И он плакал,
Джек, плакал. — Фред Маршалл более не может сдержать чувства и плачет навзрыд.
Джек слушает эти печальные звуки, доносящиеся из трубки, и у него щемит сердце.
Ему очень жаль Фреда Маршалла. Наконец тот успокаивается. — Извините. Иногда
мне кажется, что смирительную рубашку следовало надеть на меня.
— На пленке больше ничего не было?
— Нет, это не все. — Фред шумно вдыхает, прочищая мозги. —
Он похвалялся, что собирается сделать. «Быть нофые убийштфа и нофые убийштфа.
Мы фше отлишно пофешелитша». Спайлгман процитировал мне этот бред. Я буду
косить детей Френч-Лэндинга, как пшеницу. Кошить как пшенишу. Кто так говорит?
Что это за человек?
— Если б я знал, — отвечает Джек. — Может, он специально
говорил так, чтобы нагнать больше страху. Или изменить голос. — «Он никогда не
стал бы менять голос, — думает Джек. — Он слишком доволен собой, чтобы
прятаться за акцент». — Я возьму пленку в больнице и прослушаю ее сам. И
позвоню вам, как только узнаю что-нибудь новое.
— И еще, — продолжает Маршалл. — Я, наверное, допустил ошибку.
Уэдделл Грин заезжал чуть больше часа тому назад.
— Любое общение с Уэнделлом Грином — ошибка. Так что
случилось?
— Вроде бы он все знал насчет Тайлера и только хотел
услышать от меня подтверждение. Я подумал, что ему рассказали Дейл или
детективы из полицейского управления. Но Дейл еще не делал о нас официального
сообщения, не так ли?
— У Уэнделла есть целая сеть осведомителей, которые снабжают
его информацией. Если ему что-то известно, так только от них. Что вы ему
сказали?
— Практически все, — отвечает Маршалл. — И о пленке тоже.
Господи, какой же я кретин. Но я думал, это нормально… я думал, что со временем
все об этом узнают.
— Фред, вы что-нибудь говорили обо мне?
— Только то, что Джуди вам доверяет и мы оба благодарны вам
за помощь. Вроде бы я сказал, что вы собираетесь навестить ее во второй
половине дня.
— Вы не упомянули бейсболку Тая?
— Вы думаете, я псих? Это ваши с Джуди дела. Если я чего-то
не понимаю, то не собираюсь говорить об этом с Уэнделлом Грином. По крайней
мере я заставил его пообещать, что он будет держаться подальше от Джуди.
Конечно, его репутация всем известна, но я думаю, что он не такой уж подонок,
как о нем говорят.
— Не стоило вам с ним говорить, — вздыхает Джек. — Я с вами
свяжусь.
Как только Фред Маршалл отключается, Джек набирает номер
Генри.
— Я, наверное, буду у тебя позже, Генри. Сейчас еду в
Лютеранскую больницу округа Френч. Джуди Маршалл получила пленку от Рыбака, и
если мне ее отдадут, я привезу ее тебе. Что-то там странное… на пленке Джуди.
Вроде бы он говорит с иностранным акцентом.
Генри отвечает, что Джек может не торопиться. Он еще не
слушал первую пленку, а теперь подождет, пока Джек привезет ему вторую.
Возможно, он услышит что-то полезное, если прокрутит их одну за другой. Во
всяком случае, скажет Джеку, тот же это человек или нет.
— За меня не волнуйся, Джек. Вскоре миссис Мортон должна
отвезти меня на KDCU. Сегодня Джордж Рэтбан зарабатывает на масло к моему хлебу
— шесть или семь рекламных объявлений.
«Даже слепой видит, что сегодня вечером вы собрались
угостить вашу невесту, жену, любовницу, лучшую подругу отменным обедом, и если
вы действительно хотите продемонстрировать своей пассии любовь и уважение,
привезите ее к „Кузен Баддис Риб Криб“ на Саут-Вабаш-стрит в самом центре Ла
Ривьеры».
— Пассии, значит?
— Именно так. Джордж Рэтбан любит обобщения.
Смеясь, Джек говорит Генри, что обязательно заглянет к нему,
и вжимает в пол педаль газа, увеличивая скорость «доджа» до семидесяти. А что
сделает ему Дейл? Штрафанет за превышение скорости?
***
Он паркуется перед фасадом в больницу вместо того, чтобы ехать
на стоянку, и шагает к дверям, думая о Долинах и Джуди Маршалл. Ситуация
меняется все быстрее, но в центре событий — Джуди Маршалл… нет, Джуди и он.
Рыбак выбрал их сознательно, в отличие от трех первых жертв. Эми Сен-Пьер,
Джонни Иркенхэм и Ирма Френо — обычные дети примерно одного возраста, на их
месте мог оказаться любой другой ребенок, но Тайлер — сын Джуди Маршалл и этим
выделяется среди остальных. Джуди заглядывала в Долины, Джек путешествовал по
ним, а Рыбак живет там, как раковая клетка — в здоровом организме. Рыбак послал
Джуди магнитофонную запись, Джеку — тошнотворный подарок. Находясь у Тэнзи
Френо, он понял, что Джуди — его ключ и дверь, которую может открыть этот ключ,
и куда может вести эта дверь, как не в Запределье Джуди?
Запределье. Господи, как здорово. Более того, прекрасно.
А-а-а… слово вызывает в памяти Джуди Маршалл, а когда
мысленным взором он видит ее лицо, дверь в его сознании, дверь, которая
принадлежит только ему, распахивается. На мгновение Джек Сойер останавливается,
застывает как истукан в шести футах от входа в больницу.
Через дверь в его сознание врывается поток образов:
остановившееся колесо Ферриса, копы Санта-Моники, кучкующиеся за желтой лентой,
огораживающей место преступления, свет, отражающийся от лысого черепа
чернокожего мужчины. Да-да, лысая голова чернокожего мужчины, которую он ну
совершенно не хочет видеть, вновь перед ним, прямо-таки на блюдечке с голубой
каемочкой. Была и гитара, но гитара где-то в другом месте, гитара, которая
принадлежала великолепному требовательному, сострадательному, не знающему
жалости Спиди Паркеру, благословенному Господом, лишенному Господом глаз,
любимому Господом Спиди, который касался струн и пел:
Странник Джек, Странник Джек,
Будешь ты брести весь век,
Но обратный путь домой…
Миры вращаются вокруг него, миры внутри миров, другие миры,
расположившиеся вдоль, разделенные тонкой мембраной, состоящей из тысячей тысяч
дверей, если только ты знаешь, где и как их найти. Тысяча тысяч красных
перышек, маленьких таких, с грудки малиновки, с сотен грудок малиновок, влетели
через одну из таких дверей. Дверь Спиди. Перья малиновки и синие яйца тоже
малиновки, спасибо тебе, Спиди, и в песне твоей поется: «Просыпайся,
просыпайся, сонный лентяй».
