— Да, сэр. Он сейчас здесь, да. Я ему скажу.
Молодой человек (ему не больше двадцати) вешает трубку.
— Доктор Спайглман сейчас подойдет. — Отходит от стойки на
шаг. Сует руки в карманы. — Вы — тот коп, не так ли?
— Какой коп? — раздраженно спрашивает Джек.
— Коп из Калифорнии, который приехал сюда и арестовал
мистера Киндерлинга.
— Да, это я.
— Я из Френч-Лэндинга, этот арест потряс всех. Весь город.
Никто и подумать такого не мог. Мистер Киндерлинг? Это шутка? Просто невозможно
поверить, что он… вы понимаете, убивал людей.
— Вы его знали?
— В таком городке, как Френч-Лэндинг, все друг друга знают,
но я, конечно, только здоровался с мистером Киндерлингом. А вот его жену знал.
Она была моей учительницей в воскресной школе при лютеранской церкви «Гора
Хеврон».
Джек ничего не может с собой поделать — смеется. Это же
надо, жена убийцы учит детей в церковной школе. Воспоминание, с какой
ненавистью смотрела на него Ванда Киндерлинг, когда судья зачитывал приговор,
обрывает смех, но поздно. Молодой человек обиделся.
— И что вы можете о ней сказать? — спрашивает Джек. — Какой
она была учительницей?
— Обычной. — В голосе явственно слышится обида. — Заставляла
нас заучивать «Библию». — Он отворачивается, бормочет:
— Некоторые, между прочим, думают, что он этого не делал.
— Что вы сказали?
Юноша встает вполоборота к Джеку, смотрит на деревянные
панели обшивки стен.
— Я сказал, некоторые думают, что он этого не делал. Мистер
Киндерлинг. Они думают, что его посадили в тюрьму, потому что он жил в
маленьком городке, в Лос-Анджелесе никого не знал, вот из него и сделали козла
отпущения.
— Это плохо. Вы хотите знать истинную причину, по которой
мистер Киндерлинг попал в тюрьму?
Молодой человек поворачивается лицом к Джеку, смотрит на
него.
— Потому что он виновен в убийстве и сознался в этом. Двое
свидетелей видели его недалеко от места преступления, два других человека — в
самолете, летящем в Лос-Анджелес, хотя он сказал всем, что летит в Денвер.
После этого он и сказал: «Хорошо, я это сделал. Я всегда хотел знать, какого
это — убить женщину, и однажды любопытство взяло верх, вот я пошел и убил двух
проституток». Адвокат пытался убедить суд во временном помрачении сознания
своего подзащитного, но присяжные нашли, что подсудимый находился в здравом
уме, и он отправился в тюрьму.
Молодой человек наклоняет голову и что-то бормочет.
— Не слышу, — говорит Джек.
— Есть много способов заставить человека сознаться, — уже
громче повторяет молодой человек.
В коридоре раздаются шаги, и к Джеку, протягивая руку,
направляется полный, облаченный в белый халат мужчина, в очках со стальной
оправой и аккуратной бородкой. Молодой человек отворачивается. Возможности
убедить своего оппонента, что он не выбивал признание из мистера Киндерлинга, у
Джека более нет. Улыбающийся мужчина в белом халате и с бородкой хватает руку
Джека, представляется доктором Спайглмапом, выражает радость от встречи с таким
известным человеком. Из-за спины доктора вдруг возникает еще один мужчина и
говорит: «Эй, док, знаете, какой вариант будет наилучшим? Если мистер
Знаменитость и я вместе поговорим с дамой. Ей не придется дважды повторять одно
и то же. Высший класс».
У Джека схватывает живот. Только Уэнделла Грина здесь и не
хватало.
***
Поздоровавшись с доктором, Джек поворачивается к репортеру:
— Что вы здесь делаете, Уэнделл? Вы пообещали Фреду Маршаллу
держаться подальше от его жены?
Уэнделл Грин поднимает руки, поднимается на цыпочки,
опускается на всю стопу.
— Вы сегодня спокойнее, лейтенант Сойер? Не собираетесь
вновь наброситься с кулаками на представителя прессы, зарабатывающего на хлеб в
поте лица? Должен сказать, мне надоело постоянно подвергаться нападению
полицейских.
Доктор Спайглман, хмурясь, поворачивается к нему:
— О чем вы, мистер Грин?
— Вчера, до того, как тот коп вырубил меня ударом ручного
фонаря по голове, лейтенант Сойер ударил меня в живот без всякой на то причины.
Хорошо, что я человек здравомыслящий, а не то я бы уже вчинил обоим по
судебному иску. Но знаете, доктор, я так не работаю. Думаю, что наилучших
результатов можно достичь, лишь сотрудничая друг с другом.
Слушая эту самодовольную речь, Джек думает: «О черт», — и
искоса смотрит на молодого человека. Глаза у того горят презрением. Теперь Джек
понимает, что его усилия пропали бы зря: ему никогда бы не удалось убедить
дежурного, что Киндерлинга посадили за дело. Когда Уэнделл Грин замолкает,
Джеку уже не терпится врезать ему еще раз.
— Мистер Грин предложил мне процент со своих доходов, если б
я позволил ему сфотографировать труп Ирмы Френо, — сообщает он врачу. — И
сейчас его просьба не менее кощунственна. Мистер Маршалл попросил меня приехать
и повидаться с его женой, а Грина — пообещать, что он не приедет.
— Возможно, я и дал ему такое обещание, — подает голос Грин.
— Но как опытный журналист, я знаю, что люди частенько говорят лишнее, а потом
сожалеют об этом. Мистер Маршалл понимает, что рано или поздно случившееся с
его женой выплывет наружу.
— Неужели?
— Особенно в свете последнего послания Рыбака, — продолжает
Грин. — Пленка доказывает, что Тайлер Маршалл — его четвертая жертва,
удивительно, что он еще жив. Как долго, по-вашему, эти факты удастся скрывать
от общественности?
— Я отказываюсь вам в этом содействовать. — Врач сурово
смотрит на Грина и бросает предупреждающий взгляд на Джека. — Мистер Грин, я
подумываю приказать охране вообще вывести вас из больницы. Мне нужно кое-что
обсудить с лейтенантом Сойером наедине. Если вы и лейтенант сможете договориться,
это ваше дело. Никакой совместной встречи с моей пациенткой не будет. Я еще не
решил, следует ли ей видеться даже с лейтенантом Сойером. Она спокойнее, чем
утром, но состояние крайне нестабильное.
— Лучший способ — предоставить решение ей, — предлагает
Грин.
— Лучше помолчите, Грин. — Второй подбородок под бородкой
врача розовеет. Он смотрит на Джека. — Чем обусловлена ваша просьба, лейтенант?
— Доктор, у вас в этой больнице есть кабинет?
— Да.
— Идеально. Я бы хотел провести полчаса, может, меньше,
беседуя с миссис Маршалл в тихой, спокойной обстановке. Наш разговор будет
сугубо конфиденциальным. Лучше вашего кабинета не придумать. В отделении
слишком много людей, нам могут помешать или подслушать.
