— Джек, ты понимаешь, как ты…
— Да. Я перескочил. — Хотя с его губ срывается совсем другое
слово. Литературное значение этого слова — горизонтальная дорога. — И захватил
многое из кабинета Спайлгмана. — Он наклоняется, поднимает плоскую каменную
пластину с высеченным на ней цветком. — Как я понимаю, в моем мире это была репродукция
картины Джорджии О'Киф. А это… — Он указывает на почерневший, потухший факел,
прислоненный к белой стене. — Я думаю, это… галогеновая лампа.
Софи хмурится:
— Га-ло-хеновая…
Он чувствует, как его онемевшие губы раздвигаются в улыбке.
— Не важно.
— Но ты в полном порядке.
Он понимает: ей нужно, чтобы он был в полном порядке, и
отвечает, что да, конечно, хотя до полного порядка далеко. Он болен, и рад
этому. Его болезнь называется любовью, и от нее ему никогда не излечиться. Если
не считать его чувств к матери, а это совсем другая любовь, что бы там ни
говорили фрейдисты, у него такое впервые. Да, конечно, он и раньше думал, что
влюблялся, но только сейчас понял, что все было не то. В этом его убеждают
голубизна ее глаз, улыбка, даже тени, отбрасываемые на лицо рваным шатром. В
этот момент, — если б она попросила, он бы попытался сдвинуть гору, пройти
сквозь горящий лес или принести с полюса лед, чтобы охладить чашку чая, и,
учитывая все это, он, конечно же, не в полном порядке.
Но ей нужно, чтобы он был в полном порядке.
Это нужно и Тайлеру.
«Я — копписмен», — думает он. Сначала идея кажется ничтожной
в сравнении с красотой Софи, в сравнении с тем, что она есть, но потом она
начинает набирать силу. Как всегда. В конце концов, что, собственно, привело
его сюда? Привело против воли, против желания.
— Джек?
— Да, я в порядке. Мне уже приходилось перескакивать…
переноситься из одного мира в другой.
«Но никогда в присутствии такой ослепительной красавицы, —
думает он. — В этом проблема. Вы — проблема, моя милая леди».
— Да. Приходить и уходить — твой талант. Один из твоих
талантов. Так мне сказали.
— Кто?
— Скоро узнаешь, — отвечает она. — Скоро. Нам многое надо
успеть, но, думаю, мне нужна короткая передышка. Ты… при виде тебя у меня аж
перехватило дыхание.
Джек страшно этому рад. Он замечает, что по-прежнему держит
руку Софи и целует ее, как Джуди целовала его руки в мире, расположенном по другую
сторону стены, разделяющей тот мир и этот. При этом видит аккуратные повязки на
кончиках трех пальцев. Ему очень хочется обнять Софи, он не решается: на такую
красоту можно только молиться. Она чуть выше Джуди, и волосы у нее чуть
светлее, цвета меда, вытекающего из разломанных сотов. На ней простенькое белое
платье из хлопчатобумажной ткани, отделанное синей тесьмой, под цвет глаз. С
воротником-стойкой и маленьким V-образным вырезом на шее.
Подол прикрывает колени. Ноги голые, на одной серебряный браслет,
такой тонкий, что его практически не видно. Грудь у нее больше, чем у Джуди,
бедра шире. Казалось бы, сестры, но россыпь веснушек на переносице одинаковая,
как и белая линия шрама на тыльной стороне ладони левой руки. Причины появления
шрама разные, Джек в этом не сомневается, но абсолютно точно знает, что они
повредили руку в один и тот же час и день.
— Ты — ее Двойник. Двойник Джуди Маршалл. — Только с губ
срывается другое слово — не Двойник. Вроде бы странно, глупо, но что поделаешь,
арфа. Потом он подумает о том, как близко расположены струны арфы, разделенные
только на толщину пальца, и решит, что, возможно, не так уж и глупо.
Она смотрит в землю, рот ее чуть приоткрывается, потом
поднимает голову и пытается улыбнуться.
— Джуди. По другую сторону стены. В детстве мы с ней часто
разговаривали. Даже когда выросли, разговаривали в наших снах. — Он встревожен,
увидев, как слезы наполняют глаза и текут по щекам. — Я свела ее с ума? Она
обезумела? Пожалуйста, скажи, что нет.
— Нет, — отвечает Джек. — Она, конечно, идет по канату, но
пока не упала с него. Джуди — женщина крепкая.
— Ты должен вернуть ей Тайлера, — говорит ему Софи. — Ради
нас обоих. У меня никогда не было детей. Я не могу родить. Я… надо мной
надругались, понимаешь. В молодости. Надругался человек, которого ты хорошо
знал.
Ужасная догадка озаряет Джека. Вокруг полощутся рваные стены
шатра.
— Морган? Морган из Орриса?
Она наклоняет голову, может, это и к лучшему. Потому что
лицо Джека перекашивает злобная гримаса. В этот момент он сожалеет о том, что
не может вновь убить Двойника Моргана Слоута. Он думает, а не спросить ли, как
это случилось, потом понимает, что не стоит.
— Сколько тебе было лет?
— Двенадцать, — отвечает она… как он и ожидал. Произошло это
в тот самый год, когда Джеки исполнилось двенадцать и он пришел сюда, чтобы
спасти свою мать. Но сюда ли он приходил? Это Долины? Вроде бы ощущения другие.
Похожие… но не совсем.
Его не удивляет, что Морган изнасиловал двенадцатилетнюю
девочку, изнасиловал так, что она лишилась возможности иметь детей. Отнюдь.
Морган Слоут, кое-где известный как Морган из Орриса, хотел править не одним
или двумя мирами, а всей вселенной. Если у мужчины столь честолюбивые замыслы,
несколько изнасилованных девочек — мелочевка, на которую не обращают внимания.
Она осторожно проводит подушечками больших пальцев по коже
под его глазами. Подушечки нежные, как перышки. В изумлении смотрит на него:
— Почему ты плачешь, Джек?
— Воспоминания, — отвечает он. — Основная причина слез, не
так ли? — Он вспоминает мать, сидящую у окна, с сигаретой в руке, слушающую
«Крейзи армз». — Да, именно прошлое — основная причина. Там боль, которую
нельзя забыть.
— Возможно, — признает Софи. — Но сейчас не время думать о
прошлом. Сегодня мы должны думать о будущем.
— Да, но если бы я мог задать несколько вопросов…
— Хорошо, но только несколько…
Джек пытается заговорить, но с губ не слетает ни одного
звука. Он смеется:
— Когда я смотрю на тебя, у меня тоже перехватывает дыхание.
Должен в этом признаться.
Щеки Софи загораются румянцем, она опускает глаза. Тоже
собирается что-то сказать… потом плотно сжимает губы. Джеку хочется, чтобы она
заговорила, и при этом он рад ее молчанию.
Он мягко сжимает ей руку, она поднимает голову, ее синие
глаза широко раскрыты.
