Скарда пристально глянул на него, что не очень понравилось
Фреду.
«Вы говорите о подростке или взрослом, Фред?»
«Ну, я говорю вообще, так сказать, в принципе. — Громкий
смех, прозвучавший неубедительно даже для его собственных ушей, судя по
выражению лица Пэта Скарды, не убедил того, что вопрос чисто теоретический. —
Не о реальном человеке. Но раз вы так ставите вопрос, давайте считать, что речь
идет о взрослом».
Скарда на мгновение задумался, потом покачал головой: «В
медицине есть всего несколько абсолютных истин, в психиатрии и того меньше. Так
вот, должен сказать вам, по моему разумению, вероятность того, что человек
может в один миг сойти с ума, как вы говорите, „раз — и готово“, ничтожно мала.
Это может быть достаточно быстрым процессом, но все-таки процессом. Мы слышим,
как люди говорят: „Такой-то вдруг свихнулся“, — но это лишь слова. Расстройства
психической деятельности, неврозы или психозы, растянуты во времени, и есть
признаки, по которым можно судить об их появлении. Как себя чувствует ваша
мама, Фред?»
«Мама? О, нормально. С ней все в порядке».
«А Джуди?»
Ему потребовалась секунда, чтобы изобразить улыбку, зато
получилась она во все тридцать два зуба.
«Джуди? И у нее все в порядке, док. Разумеется, в порядке.
Как всегда, цветет и пахнет».
Само собой. Как всегда, цветет и пахнет. За исключением
нескольких признаков.
«Может, все пройдет, — думает он. Старые, добрые
эндорфины
[18]
наконец-то сделают свое дело, и все сразу покажется не таким уж
страшным. Оптимизм — нормальное состояние для Фреда, который не верит в
соскальзывание в иррациональное.
На губах появляется легкая улыбка, первая за день. — Может,
все пройдет. Может, то, что с ней происходит, уйдет так же быстро, как и
пришло. Может, это что-то вроде месячных».
Господи, как же хочется, чтоб все образовалось. И еще надо
думать о Тае. Он должен поговорить с Таем о дружеской поруке, поскольку, пусть
Фред и не верит гипотезе Уэнделла Грина о том, что по какой-то неведомой
причине в округе Каули объявился призрак Альберта Фиша,
[19]
знаменитого
людоеда, жившего в начале прошлого века, которым до сих пор пугают детей,
кто-то здесь определенно объявился и этот кто-то убил маленьких девочку и
мальчика и сотворил что-то невыразимое словами (если только ты — не Уэнделл Грин)
с их телами.
«На бедрах, торсе и ягодицах следы укусов», — думает Фред и
бежит быстрее, хотя уже начало колоть в боку. Слова эти крутятся и крутятся в
голове, но он не верит, что все эти ужасы могут коснуться его сына, не
понимает, как они могли вызвать странности в поведении Джуди, тем более что они
появились, когда Эми Сен-Пьер была еще жива, Джонни Иркенхэм тоже, и они оба
весело играли во дворах своих домов.
Может, все так. Может — нет… но оставим Фреда и его тревоги,
хорошо? Выскользнем из его головы и обгоним его на пути к дому 16 по
Робин-Гуд-лейн… отправимся прямиком к источнику его тревог.
***
Окно супружеской спальни на втором этаже открыто, сетка от
мошкары, конечно же, не помеха, так что мы влетаем в спальню с ветерком и
первыми звуками просыпающегося дня.
Звуки просыпающегося Френч-Лэндинга не будят Джуди Маршалл.
Отнюдь. Она лежит без сна с трех часов ночи, выискивая в тенях не пойми что,
убегая от снов, слишком ужасных, чтобы вспоминать их. Однако кое-что помнит,
хоть ей этого ой как не хочется.
— Опять видела глаз, — сообщает она пустой комнате. Ее язык
вываливается изо рта, и раз уж Фред не наблюдает за ней (она знает, что он
наблюдает, она одержима, но не глупа), не просто дотрагивается языком до
губного желобка, но часто-часто проходится по нему языком, совсем как собака,
которая облизывается, вычистив миску. — Красный глаз. Его глаз. Глаз Короля.
Она смотрит на тени, отбрасываемые растущими у дома
деревьями. Они пляшут по потолку, образуя причудливые тела и лица, лица и тела.
— Глаз Короля, — повторяет Джуди и теперь смотрит на свои
сцепленные руки, с впившимися в кожу ногтями. — Аббала!
Лисы в лисьих норах! Аббала-дун, Алый Король! Крысы в
крысиных норах! Аббала Маншан! Король в своей башне, ест хлеб и мед!
Разрушители в подземелье делают ему деньги!
Она мотает головой из стороны в сторону. О, эти голоса, они
приходят из темноты, а иногда, просыпаясь, она видит перед собой то, что ей
только что снилось, огромную Темную башню,
[20]
возвышающуюся на поле из роз.
Поле крови. Затем начинается говорильня, на разных языках, заявления, слова,
которые она не понимает и уж тем более не контролирует, смесь английского и
белиберды.
— Плестись, плестись, плестись, — говорит она. — Малыши
плетутся на сбитых в кровь ножках… о господи, неужели это никогда не
закончится?
Язык вновь вылезает изо рта и облизывает желобок. В голове
грохочет: «Аббала, Аббала-дон, Канта Аббала…»
Эти ужасные незнакомые слова, эти ужасные образы Башни и
горячих пещер под ней, пещер, по которым устало тащатся дети на кровоточащих
ножках. Ее голова заполнена ими, и есть только один способ заставить их
остановиться, один способ обрести покой.
Джуди Маршалл садится. На столике у кровати лампа, последний
роман Джона Гришэма, маленький блокнот (подарок Тая на день рождения, на каждой
странице заголовок: «ВОТ ЕЩЕ ИДЕЯ, КОТОРАЯ У МЕНЯ ВОЗНИКЛА!») и шариковая ручка
с надписью «ЛА РИВЬЕР ШЕРАТОН» на корпусе.
Джуди хватает блокнот и пишет: «Нет Аббалы нет Аббалыдуна
нет Башни нет Разрушителей нет Алого Короля все это сны все это мои сны».
Этого достаточно, но ручки — это ведь дороги неведомо куда,
и прежде чем Джуди удается оторвать ручку от страницы подарочного блокнота, она
записывает еще пару строк:
«Черный дом дверь к Аббале вход в ад Шеол Маншан все эти
миры и души…»
Хватит! Боже милостивый, хватит! И самое ужасное: а вдруг
все это начнет обретать смысл?
Джуди бросает ручку на стол, та катится и замирает у
подставки лампы. Потом вырывает листок из блокнота, сминает, засовывает в рот.
Яростно жует, не разрывает, но хотя бы превращает в кашицу, проглатывает. На
мгновение бумажный комок застревает в горле, но наконец проскальзывает вниз по
пищеводу. Джуди, обессиленная, откидывается на подушку. Лицо бледное и потное,
глаза полны слез, но в тенях на потолке она больше не видит лиц, лиц плетущихся
детей, или крыс в крысиных норах, или лис в лисьих норах, или глаза Короля,
Аббала, Аббала-дун! Теперь это снова тени деревьев. Она — Джуди Делуа Маршалл,
жена Фреда, мать Тая. Это Либертивилль, это Френч-Лэндинг, это Висконсин, это
Америка, это Северное полушарие, это мир, и нет никакого другого мира, кроме
этого.
