Глаза Мышонка закрываются, снова открываются. Фокусируются
на вновь прибывшем, и Джек внезапно понимает, что ему вот-вот откроют великую
истину. Кубик льда исчез изо рта: то ли Джек его разжевал, то ли проглотил, не
заметив, а взять второй он не решается.
— Давай, дружище, — подает голос Док. — Выкладывай, что
хотел, а потом я вколю тебе еще один шприц. Средство хорошее. Может, ты
поспишь.
Мышонок словно не слышит его слов. Глаза не отрываются от
глаз Джека. Рука крепче сжимает руку Джека.
— Не… покупай самое дорогое оборудование, — говорит Мышонок,
и опять облако вонючего воздуха выходит из его легких.
— Не?..
— Большинство людей перестанет варить пиво… через год или
два. Даже те, для кого это хобби. Варить пиво… не для дилетантов.
Джек смотрит на Нюхача. Тот отводит взгляд.
— Он то в сознании, то в забытьи. Потерпи. Подожди, — Пальцы
Мышонка сжимаются еще сильнее, потом расслабляются, когда Джек уже думает, что
больше не выдержит этой медвежьей хватки.
— Возьми большой котел, — советует ему Мышонок. Его глаза
вылезают из орбит. Красные тени появляются и исчезают, появляются и исчезают,
летят по изогнутому ландшафту глазных яблок, и Джек думает: «Это его тень. Тень
Алого Короля. Мышонок одной ногой в его дворце». — Как минимум… на пять
галлонов. А для ферментации хороши пластиковые охладители воды… они легче
стеклянных и… я весь горю. Господи, Нюхач, я весь горю!
— К черту, я ему сделаю укол. — Док открывает свой саквояж.
Нюхач хватает его за руку:
— Рано.
Кровавые слезы выступают на глазах Мышонка. Черные червяки
вроде бы выпускают щупальца, которые жадно тянутся к красной влаге.
— Клапан ферментации, — шепчет Мышонок. — Томас Мертон —
дерьмо, не слушай тех, кто говорит другое. Ни одной ценной мысли. Надо
стравливать избыточное давление и не пропускать пыль. Джерри Гарсия — не Бог.
Курт Кобейн — не Бог. Аромат духов, который он чувствует, — не его мертвой
жены. Король положил на него глаз. Горг-тен-аббала, и-ли-ли. Опопанакс мертв,
да здравствует опопанакс.
Джек наклоняется ниже, в зловонное дыхание Мышонка:
— Кто чувствует духи? На кого положил глаз Король?
— Безумный Король, плохой Король, грустный Король.
Ринг-а-динг-динг, все славят Короля.
— Мышонок, на кого положил глаз Король?
— Я думал, вы хотели узнать… — встревает Док.
— На кого? — Джек не знает, о чем речь, но нутром чует, что
это важно. Кто-то недавно говорил что-то подобное? Дейл? Тэнзи? Или, упаси бог,
Уэнделл Грин?
— Еще нужен шланг для слива осадка, — уверенно продолжает
Мышонок. — Он понадобится по завершении ферментации! И нельзя разливать пиво в
бутылки с завинчивающейся пробкой! Ты…
Мышонок отворачивается от Джека, утыкается лицом в плечо,
раскрывает рот и блюет. Медведица кричит. Блевотина гнойно-желтая и испещрена
черными точками, похожими на гной в уголках глаз Мышонка. Они живые.
Нюхач торопливо выходит из гостиной, и Джек, как может,
прикрывает Мышонка от солнечного света, которым залита кухня.
Хватка Мышонка ослабевает.
Джек поворачивается к Доку:
— Вы думаете, он уходит?
Док качает головой:
— Просто отключился. Старина Мышонок так просто не уйдет. —
Он мрачно смотрит на Джека. — Если бы от этого был прок, мистер Полисмен. Не
будет — вина ляжет на вас.
Нюхач возвращается с тряпками, на его руках — зеленые
резиновые перчатки. Молча он собирает тряпками блевотину между плечом Мышонка и
спинкой дивана. Черные точки больше не шевелятся, и это хорошо. Было бы лучше,
думает Джек, если б они не шевелились с самого начала. Он замечает, что
блевотина проела обивку дивана, как кислота.
— Я хочу на пару секунд убрать плед, — говорит Док, и
Медведица сразу встает, с миской со льдом в руках. Отходит к одному из
стеллажей, поворачивается к дивану спиной, ее трясет.
— Док, мне это надо видеть?
— Я думаю, да. Я думаю, вы даже теперь не представляете себе,
с чем имеете дело. — Док берется за плед и вытаскивает его из-под обмякшей руки
Мышонка. Джек видит, как что-то черное вылезает из-под ногтей умирающего. —
Помните, мистер Полисмен, все это случилось лишь пару часов назад.
Он откидывает плед. Стоя спиной к ним, Сюзан «Медведица»
Осгуд смотрит на труды величайших западных философов и плачет. Джек пытается
сдержать крик, но у него ничего не выходит.
***
Генри расплачивается с таксистом, входит в дом, набирает
полную грудь холодного — система кондиционирования функционирует отлично —
воздуха. В доме легкий сладковатый аромат, и он убеждает себя, что это запах
свежесрезанных цветов, к ним миссис Мортон питает слабость. Он знает, что это
заблуждение, но сейчас не хочет иметь дело с призраками. Настроение у него
заметно улучшилось, и он знает почему: приятно сказать парню с ESPN, что он
может засунуть свое предложение в известное ему место. Для человека это
праздник, особенно если у человека есть любимая работа, две кредитные карточки,
на которых никогда не иссякают деньги, и графин ледяного чая в холодильнике.
Генри идет на кухню, пересекает холл, гостиную, выставив
перед собой руку, на случай, если миссис Мортон что-то переставила. В доме
тишина, не считая шепота кондиционера, мерного гудения холодильника, звука его
шагов…
…и вздоха.
Любовного вздоха.
Генри на мгновение замирает, потом осторожно поворачивается.
Сладковатый запах чуть сильнее, если стоять лицом к гостиной и входной двери?
Он думает, что да. И это не цветы, нет смысла себя обманывать. Как всегда, нос
чувствует. Это аромат «Моего греха».
— Рода? — зовет он, потом добавляет уже тише:
— Жаворонок?
Нет ответа. Разумеется, нет. У него глюки, ничего больше.
Такое случается со многими, не так ли?
Нет никаких запахов. Нет никаких сексуальных вздохов. И
все-таки его не оставляет мысль, что жена стояла в гостиной и молча смотрела на
него, когда он слепо проходил мимо, держа путь на кухню. Его Жаворонок
вернулась с кладбища Ноггин Монд, чтобы немного погостить. Может, чтобы
послушать последний диск «Слоббербоун».
— Прекрати, — одергивает он себя. — Прекрати, идиот.
Входит в большую кухню, где все разложено по полочкам.
