Солнце, уже золотое, спускающееся к Миссисипи, бьет прямо в
глаза. Значит, хотя ему и казалось, время не остановилось.
Во всяком случае, не остановилось за пределами этого
двухэтажного дома, номер 1 по Нейлхауз-роуд. Его не отпускает мысль, что приезд
сюда — пустое, как и крюк, который он сделал, чтобы заехать к Генри. Он думает,
что мистер Маншан и его босс, аббала, дурят ему голову, спокойно продолжая свое
черное дело.
Он может найти «Черный дом» благодаря гудению в голове, так
почему бы ему не сесть в пикап и не поехать туда?
«Аромат духов, который он чувствует, — не его мертвой жены».
Что сие означает? Почему упоминание о том, что кто-то
чувствует аромат духов, так пугает его?
Нюхач стучит в дверь кухни. Он неожиданности Джек даже
подпрыгивает. Его взгляд падает на прямоугольник материи, который висит над
кухонным столом. Вместо привычного «ГОСПОДИ, БЛАГОСЛОВИ НАШ ДОМ», на нем вышито
«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ХЕВИ-МЕТАЛ», а ниже — «ХАРЛЕЙ-ДЭВИДСОН».
— Возвращайся, — говорит Нюхач. — Он в сознании.
***
Генри на лесной тропе, может, это просека, и кто-то
находится у него за спиной. Всякий раз, когда он оборачивается, чтобы
посмотреть, кто там (в этом сне он — зрячий, но радости от этого нет), он видит
чуть больше. Вроде бы это мужчина в вечернем костюме, но пугающе высокий, с
зубами, торчащими над его красной, улыбающейся нижней губой. И у него (неужели
такое возможно?) только один глаз.
Первый раз, когда Генри оборачивается, он видит только
силуэт, мелькающий среди деревьев. Второй — различает черный смокинг и красное
пятно галстука или эскота.
[109]
Впереди — жилище преследователя, вонючая дыра,
которая только выглядит как дом. Присутствие этого дома вызывает гул в голове
Генри.
Леса по обе стороны от него пахнут не сосной, а чем-то
сладким, удушающим: это густой аромат духов «Мой грех».
«Меня загоняют туда, — с отвращением думает Генри. — Не
знаю, кто преследует меня, но меня загоняют в этот псевдодом, как оленя — под
ружья охотников».
Он уже принимает решение свернуть с тропы направо или
налево, убежать в лес, воспользовавшись тем, что к нему вернулось зрение. Да
только там бродят какие-то твари. Темные, постоянно меняющие форму. Находящуюся
ближе других ему удается разглядеть. Это громадная собака с длинным, красным,
как галстук преследователя, языком и выпученными глазами.
«Нельзя допустить, чтобы они загнали меня в дом, — думает
Генри. — Я должен сойти с тропы до того, как она приведет меня к дому… но как?
Как?»
Ответ удивляет его своей простотой и очевидностью. Всего-то
надо проснуться. Потому что это сон. Конечно же…
— Это сон! — кричит Генри и наклоняется вперед. Он не идет —
сидит, сидит в собственном кресле, и, похоже, дело закончилось мокрыми штанами,
потому что заснул с банкой «Кингслендского темного»…
Но нет, штаны сухие, потому что банки нет. Он осторожно
протягивает правую руку и находит банку на столе, рядом с брайлевским изданием
«Отражений в золотом глазу». Должно быть, поставил ее на стол, перед тем как
провалиться в этот жуткий кошмар.
Да только Генри уверен, что ничего такого он не делал. Он
держал книгу в руках, а банку — между ногами, чтобы пальцы могли свободно
касаться выбитых на странице точек. Кто-то взял книгу и банку после того, как
он заснул, и положил на стол.
Кто-то, благоухающий духами «Мой грех».
Воздух просто пропитался этим ароматом.
Долгий вдох через ноздри, рта Генри не раскрывает.
— Нет. — Он думает вслух. — Я чувствую запах цветов… шампуня
для ковра… жареного лука, оставшегося со вчерашнего вечера. Очень слабый, но он
есть. Нос знает.
Все верно. Но аромат духов тоже был. Он ушел, потому что
ушла она, но она вернется. И внезапно он хочет, чтобы она вернулась. Если он и
боялся, так то был страх перед неизвестным, не так ли? Боялся только
неизвестного, и ничего больше. Он не хочет быть здесь один, не хочет, чтобы
компанию ему составляли только воспоминания об этом жутком сне.
И пленки.
Он должен прослушать эти пленки. Обещал Джеку.
Генри с трудом поднимается, идет к контрольной панели
гостиной. На этот раз его приветствуют голосом Генри Шейка, по мнению
слушателей, развеселого парня.
— Всем привет, котикам и кошечкам, обожающим боп.
[110]
Время семь часов четырнадцать минут, дело идет к вечеру.
Снаружи температура семьдесят пять градусов, здесь, в
бальном зале «Наши сладкие грезы», приятные душе и телу семьдесят. Самое время
достать деньги, прикупить меду и заняться магией!
Семь четырнадцать! Когда последний раз он спал днем чуть ли
не три часа? А когда видел сон, в котором становился зрячим? На второй вопрос
ответить проще простого: насколько он помнит, ни-ко-гда.
Где эта тропа-просека?
Кто шел за ним?
Что за дом стоял впереди?
— Не важно, — сообщает Генри пустой гостиной… если она пустая.
— Это ведь был сон, ничего больше. Пленки, с другой стороны…
Он не хочет их слушать, никогда в жизни не испытывал столь
сильного желания не слушать (за исключением, возможно, одной чикагской группы,
поющей: «Знает ли кто-нибудь, который сейчас час?»), но должен. Если
прослушивание поможет спасти жизнь Тая Маршалла или любого другого ребенка,
должен.
Медленно, с огромным трудом передвигая не желающие слушаться
ноги, Генри Лайден идет в студию, где на звуковом пульте его дожидаются две
кассеты.
***
— На небесах пива нет, — бесстрастным, монотонным голосом
сообщает Мышонок.
На его щеках выступили отвратительные красные пятна, нос
заваливается набок, как атолл после подводного землетрясения.
— Вот почему мы пьем пиво здесь. А когда… мы уйдем… отсюда…
наши друзья выпьют все пиво.
Все это продолжается не один час: философские изречения,
советы начинающему пивовару-любителю, строки из песен.
Свет, пробивающийся сквозь одеяла, заметно потускнел.
Мышонок замолкает, глаза закрыты. Затем вновь начинает
говорить:
— Сотня бутылок пива на стене, одна сотня бутылок пива… если
хотя бы одна свалится…
