Горит ли свет? Нет. Он собирался работать в одиночестве,
поэтому свет не включал. Следующий вопрос: стемнело ли на улице? И сам отвечает:
скорее всего нет. Еще час, и он бы сумел незамеченным прошмыгнуть по дому и
удрать через черный ход.
Но шансы его достаточно велики, поскольку солнце садится за
дом, так что с каждой секундой в гостиной и кухне, окна которых выходят на
фасад, становится чуточку темнее.
Прошло, возможно, две секунды после стука в дверь, и Генри,
который делал вид, что не услышал стука своего незваного гостя, больше не может
терять времени. Со стороны кажется, что он по-прежнему погружен в свои мысли,
но при этом как бы ненароком одной рукой он охватывает основание тяжелой
статуэтки (премия лучшему ведущему радиопередачи, несколько лет назад
присужденная Джорджу Рэтбану и полученная его представителем), а другой — берет
с подноса выкидной нож (кто-то из восхищенных слушателей принес его на
университетскую радиостудию и попросил передать Висконсинской крысе). Генри
использует нож для того, чтобы вскрывать целлофановую обертку футляров с
лазерными дисками, а не так давно, в поисках дела для рук, научился затачивать
его. С убранным лезвием нож напоминает несколько необычную, плоскую перьевую
ручку. Два вида оружия в два раза лучше одного, размышляет Генри, особенно если
противник думает, что второе оружие совершенно безвредно.
Прошло уже четыре секунды после стука в стеклянную Панель, и
Берни и мистер Маншан, каждый по-своему, все больше нервничают. Мистер Маншан
бесконечно возмущен тем, что доселе благостную картину теперь омрачает наличие
д'ямбы. Появление заклинания может означать только одно: какому-то человеку,
связанному со слепым, удалось достаточно близко подкрасться к «Черному дому» и
понять, кто его хозяин. А сие, в свою очередь, указывает, что ненавистный Джек
Сойер, несомненно, знает о существовании «Черного дома» и намерен испытать
прочность его оборонительных редутов. Так что пора разделаться со слепым и
возвращаться домой.
Берни лишь регистрирует эмоции своего господина: ненависть и
что-то очень уж напоминающее страх. Берни страшно зол на Генри Лайдена за то,
что тот совершенно точно воспроизвел его голос, он знает, что слепой — угроза.
Поэтому им движет не только страсть убивать, но и инстинкт самосохранения. А после
убийства Генри Чарльз Бернсайд хочет посчитаться с еще одним человеком, прежде
чем перенестись в «Черный дом» и отправиться в реальность, которую он
воспринимает как Шеол.
Его большие, деформированные временем и артритом костяшки
пальцев вновь барабанят по стеклу.
На этот раз Генри поворачивает голову на звук. На его лице
удивление.
— Я думаю, что там кто-то есть. Кто это?.. Заходите, подайте
голос — Он поворачивает тумблер и говорит в микрофон:
— Если вы что-то сказали, я вас не расслышал. Дайте мне пару
секунд, чтобы навести здесь порядок, и я буду с вами. — Он вновь смотрит перед
собой, наклоняется над столом. Левая рука касается основания статуэтки, правая
скрыта из виду. Вроде бы он о чем-то думает. На самом деле ловит каждый звук.
Он слышит, как по часовой стрелке поворачивается ручка
двери. Медленно, очень медленно. Дверь открывается на дюйм, два дюйма, три.
Густой цветочный запах «Моего греха» заполоняет студию, пленкой налипает на
микрофон, футляры дисков и кассет, все верньеры, тумблеры, клавиши и кнопки,
открытую для удара шею Генри. Слышно шарканье шлепанцев по ковру.
Генри сжимает руки на оружии и ждет особого звука, который
станет ему сигналом. Он слышит еще один практически беззвучный шаг, второй и
знает, что Рыбак находится позади него. Он тоже вооружен, сквозь аромат духов
пробиваются запахи срезанной зелени и машинного масла. Генри не знает, что это
за оружие, но движение воздуха подсказывает ему, что оно тяжелее ножа. Даже
слепой может это видеть. Неловкость следующего шага подсказывает Генри, что
старик держит оружие обеими руками.
Образ возникает перед мысленным взором Генри: его противник
стоит позади него, готовясь нанести удар. Его руки вытянуты, подняты. Они
держат какой-то инструмент, вроде садовых ножниц. Генри тоже вооружен, но
главное его оружие — внезапность ответного удара. Чтобы этот удар принес
результат, необходимо очень точно рассчитать время его нанесения.
Когда старик до предела вытянет руку и изогнет спину, одежда
переместится по телу. Материя заскользит по коже, по другой материи, может
скрипнуть ремень. Последует вдох. Обычный человек ничего этого не расслышит, но
у Генри Лайдена уши не такие, как у всех: они услышат все.
И наконец, он слышит. Материя шуршит, трется о кожу, о
другую материю, воздух, свистя, скользит по носовым каналам Берни. Тут же Генри
отталкивает стул от стола, одновременно разворачивается на сто восемьдесят
градусов и, вставая, наносит удар статуэткой по своему противнику. Срабатывает!
Сила удара отдается в руку, он слышит стон удивления и боли. Запах «Моего
греха» бьет в ноздри. Стул ударяет под колени. Генри нажимает кнопку на корпусе
выкидного ножа, чувствует, как из ручки выезжает длинное лезвие, выкидывает
руку вперед.
Нож пронзает тело. С расстояния восемь дюймов на него
несется яростный крик. Вновь Генри бьет врага статуэткой, выдергивает нож и
наносит второй удар. Костлявые руки хватают его за шею и плечи, вызывая
отвращение, до лица долетает зловонное дыхание.
Он понимает, что ранен: боль пронзает левую половину спины.
Чертов секатор для подрезки живой изгороди! Второй удар ножом пронзает лишь
воздух. Грубая рука хватае?? его за локоть, вторая — за плечо. Руки тащат его
вперед, и, чтобы удержаться на ногах, он ставит колено на сиденье стула.
Длинный нос ударяет в его переносицу, задевает очки, которые чуть не слетают на
пол. Дальнейшее просто кошмар: два ряда зубов вгрызаются в его левую щеку, рвут
кожу. Течет кровь. Зубы смыкаются, отхватывая часть кожи и мышц. Боль,
пронзающая голову, куда более сильная, чем в спине. Он чувствует, что его кровь
брызжет на лицо монстра. Страх и отвращение плюс мощный выброс адреналина дают
ему силы полоснуть ножом, вырываясь из цепких рук. Нож входит в контакт с
какой-то движущейся частью Рыбака… рукой, думает Генри.
Но прежде чем он успевает просмаковать точный удар, слышится
звук лезвий секатора, режущих воздух. В следующее мгновение они смыкаются на
его правой, с ножом, руке. Разрезают кожу, кости, отхватывают два пальца.
А потом, словно секатор был последним связующим звеном между
ним и Рыбаком, Генри вырывается на свободу. Его нога находит дверной косяк, и
он бросается сквозь дверь. Падает на пол, такой скользкий, что его ноги
соскальзывают, когда он пытается встать. Неужели вся эта кровь его?
Голос, в который он вслушивался в другом веке, в другой эре,
доносится от двери в студию:
— Ты ударил меня ножом, подтиральщик.
Генри не слушает, Генри бежит, жалея о том, что оставляет за
собой такой четкий, такой широкий кровяной след. Вся его одежда просто
пропиталась кровью — и рубашка, и брюки. Кровь течет и по лицу, так что,
несмотря на адреналин, Генри чувствует, как силы покидают его. Сколько пройдет
времени до того, как он изойдет кровью? Двадцать минут?
