— Хорст П. Лепплемайер, — повторяет худощавый мужчина, с
удовольствием затягиваясь сигаретой. — Сможешь повторить десять раз или как?
За его спиной справа вновь открывается дверь, и хотя
курильщик стоит под громкоговорителем, он слышит этот звук.
Глаза за «авиационными» солнцезащитными очками мертвы от
рождения, поэтому слух у худощавого мужчины обострен.
У вновь прибывшего бледное, одутловатое лицо, он щурится на
солнце, как новорожденная бабочка, которую плуг вытащил на поверхность земли и
выковырял из кокона. Голова у него гладко выбрита, если не считать гребня
посередине (как у индейца племени могаук), на затылке плавно переходящего в
косичку, которая начинается чуть повыше шеи и доходит до лопаток. Гребень
ярко-красный, косичка — цвета электрик. Серьга в одном ухе, вроде бы молния,
подозрительно напоминает знаки различия частей «СС» нацистской Германии. На нем
черная порванная футболка с надписью «СНИВЕЛЛИНГ ШИТС-97: МЫ ХОРОШО
ПОДГОТОВИЛИСЬ К ЭТОМУ ТУРНЕ». В одной руке этот колоритный тип держит футляр с
си-ди.
[28]
— Привет, Моррис, — здоровается с ним худощавый мужчина в
«федоре», не поворачиваясь.
У Морриса от удивления приоткрывается рот, и в этом
состоянии он становится похож на милого еврейского мальчика, каковым он,
собственно, и является. Моррис Розен проходит на радиостанции летнюю практику.
Его направили сюда от Ошкошского филиала Висконсинского университета. «Господи,
как же мне нравится бесплатная рабочая сила!» — заявил как-то по этому поводу
Том Уипинс, управляющий радиостанцией, довольно потирая руки. Никто так
придирчиво не следит за расходами компании, как это делает Том Уиггинс на KDCU.
Он — словно дракон, восседающий на груде золота (хотя на счетах KDCU не
просматривалось такой груды; повторим, диапазон AM практически вымер, просто
чудо, что эта радиостанция до сих пор находится на плаву).
Выражение удивления на лице Морриса — будет справедливо
назвать это удивлением смущения — сменяется улыбкой.
— Bay, мистер Лайден! Ну вы и даете! Какие же у вас уши!
Тут он хмурится. Даже если мистер Лайден, который стоял под
тявкающим громкоговорителем, не следует это забывать, и услышал, что кто-то
вышел из здания, каким образом ему удалось узнать, кто именно появился у него
за спиной?
— Как вы узнали, что это я? — спрашивает он.
— По утрам здесь только двое пахнут марихуаной, — объясняет
Генри Лайден. — Один из них после косячка полощет рот «Скоуп»,
[29]
второй, это
ты, обходится без оного.
— Bay. — В голосе Морриса слышится уважение. — Да у вас нюх
как у собаки.
— Именно так, — соглашается Генри. Продолжает мягко и
задумчиво:
— Это трудная работа, но кто-то должен ее делать. Так вот,
насчет твоих утренних свиданий с ароматной травкой. Позволь мне поделиться с
тобой одним индейским афоризмом.
— Да, конечно. — Это первый долгий разговор Морриса с Генри
Лайденом, и он на все сто процентов соответствует образу, который ему
нарисовали. На все сто и даже больше. И уже совсем не трудно поверить, что он
может быть другим… полностью перевоплощаться, как Брюс Уэйн. Но… все это так
необычно.
— То, чем мы занимаемся в детстве, становится привычкой, —
все тот же мягкий голос, не имеющий ничего общего с голосом Джорджа Рэтбана. —
Это мой тебе совет, Моррис.
— Да, абсолютно, — отвечает Моррис. Он понятия не имеет, о
чем толкует мистер Лайден. Но медленно, застенчиво протягивает руку с футляром
с си-ди. На мгновение, пока Генри не пытается взять футляр, Моррис чувствует
острую обиду. Ему вдруг снова семь лет, и он пытается произвести впечатление на
своего вечно занятого отца картиной, которую рисовал в своей комнате всю вторую
половину дня. Потом думает: «Он же слепой, дубовая твоя башка. Он может унюхать
марихуану в твоем дыхании, и уши у него, возможно, как у летучей мыши, но
откуда он может знать, что у тебя в руке гребаный си-ди?»
Осторожно, словно пугаясь собственной смелости, Моррис берет
Генри за запястье. Чувствует, как тот вздрагивает, но потом позволяет подвести
его к пластмассовой коробочке.
— А, си-ди, — говорит Генри. — И что там записано?
— Вы должны поставить седьмой трек в вашу вечернюю
программу, — отвечает Моррис. — Пожалуйста.
Впервые на лице Генри отражается тревога. Он затягивается
сигаретой, бросает ее (даже не посмотрев… естественно, хаха) в наполненное
песком пластиковое ведро у двери.
— О какой программе ты говоришь? — спрашивает он.
Вместо прямого ответа Моррис губами издает быстрые чавкающие
звуки, изображая маленького, но прожорливого грызуна, поедающего что-то
вкусное. Хуже того, дополняет их фирменной фразой Висконсинской крысы, которую
молодежь возраста Морриса знает так же хорошо, как их родители, — вопль Джорджа
Рэтбана «Даже слепой»: «Жуй это, ешь, запивай, оно все-е-е равно выйдет из
одного и того же места!»
С имитацией у Морриса не очень, но вопроса, кого он имитирует,
не возникает: одну-единственную Висконсинскую крысу, чья вечерняя программа на
KWLA-FM известна на весь округ Каули (скорее, следовало бы сказать, «пользуется
дурной славой во всем округе Каули»). KWLA — крошечная студенческая
радиостанция, работающая в FM-диапазоне, пятнышко на полотне висконсинского
радиоэфира, но аудитория Крысы огромна.
Но если кто-то узнает, что обожаемый всеми, болеющий за
«Пивную команду», голосующий за республиканцев, вещающий в АМ-диапазоне Джордж
Рэтбан одновременно и Висконсинская крыса, который однажды в прямом эфире
вывалил содержимое кишечника на си-ди «Бэкстрит бойз», могут быть неприятности.
И очень серьезные, которые, вполне возможно, выйдут за пределы висконсинского
радиомирка.
— С чего ты вдруг решил, Моррис, что Висконсинская крыса —
это я? — спрашивает Генри. — Я же практически не знаю человека, о котором ты
говоришь? Кто вбил тебе в голову такую странную идею?
— Информированный источник, — уклончиво отвечает Моррис.
Он не собирается выдавать Хоуви Соула, даже если ему будут
вырывать ногти раскаленными щипцами. Да и Хоуви выяснил это случайно: как-то
зашел в сортир после Генри и увидел, что тот выронил бумажник из заднего
кармана, пока сидел на троне. Казалось бы, человек со столь обостренными
органами чувств не мог не заметить падения бумажника на пол, но, возможно,
Генри в тот момент крепко о чем-то задумался: человеку, столь занятому работой,
как Генри, есть о чем подумать. В любом случае в бумажнике Генри лежал пропуск
KWLA (в бумажник Хоуви, по его словам, заглянул из чистого любопытства), и в
строке «Фамилия» кто-то поставил «оттиск крысы».
