«Я пошел наверх и разделся. Я знал, если я этого не сделаю,
то забрызгаю одежду кровью». От Фиша — миссис Бадд.
«Я обошел курятник и разделся. Я знал, если я этого не
сделаю, то забрызгаю одежду кровью». От неизвестного — миссис Иркенхэм. Вопрос:
как могла мать, получив такое письмо, остаться в здравом уме? Возможно ли
такое? Дейл полагал, что нет. Элен связно отвечала на вопросы, даже предлагала
чай, когда он заезжал к Иркенхэмам в последний раз, но ее остекленевшие глаза
красноречиво говорили, что всеми действиями управляет автопилот.
Три письма, два новых, одно написанное почти семьдесят пять
лет назад. И все три так похожи. Письмо Сен-Пьеру и Иркенхэм написаны от руки,
согласно заключению экспертов полицейского управления, левшой. Бумага — обычная
писчая, белая, какая продается в любом канцелярском магазине, лежит во всех
почтовых отделениях. Написаны письма шариковой ручкой, вероятно, «Bic». Те еще
улики.
От Фиша — миссис Бадд, в далеком двадцать восьмом:
«Я не трахнул ее, хотя мог, если б захотел. Она умерла
девственницей».
От неизвестного — Нюхачу Сент-Пьеру: «Я НЕ трахнул ее, хотя
мог, если б захотел. Она умерла ДЕВСТВЕННИЦЕЙ».
От неизвестного — Элен Иркенхэм: «Вас, возможно, это
успокоит. Я НЕ трахнул его, хотя мог, если бы захотел. Он умер ДЕВСТВЕННИКОМ».
С этим делом самому Дейлу не справиться, и он это понимает,
но надеется, что все-таки не круглый дурак. Автор писем, хоть и не подписывает
их фамилией давно умершего людоеда, хочет, чтобы его с ним отождествляли. Он
сделал для этого все, разве что не оставлял мертвых рыбин на месте
преступлений.
Горестно вздохнув, Дейл убирает письма в папку, папку — в
«дипломат».
— Дейл? Дорогой? — сонный голос Сары, с верхней лестничной
площадки.
Дейл подпрыгивает от неожиданности, как человек, застигнутый
за непотребным занятием, и защелкивает «дипломат».
— Я на кухне, — отвечает он. О Дейве можно не беспокоиться.
Он спит как убитый до половины восьмого.
— Идешь позже?
— Да. — Он часто приходит на работу позже, зато
задерживается до семи, восьми, а то и до девяти вечера. Уэнделл Грин об этом не
упоминал… во всяком случае, пока. До этого ему дела нет, все внимание людоедам.
— Сможешь полить цветы перед уходом? А то земля очень сухая.
— Конечно. — Дейл любит поливать цветы Сары. И потом, когда
у него в руке садовый шланг, на ум часто приходят дельные мысли.
Наверху пауза… но он не слышит шарканья шлепанцев,
возвращающихся в спальню. Он ждет.
— Ты в порядке, дорогой? — наконец доносится сверху.
— Да, — отвечает он, надеясь, что голос звучит достаточно
искренне.
— Ночью ты просто метался по кровати.
— Не волнуйся, я в норме.
— Знаешь, что спросил у меня Дэви, когда вчера вечером я
мыла ему голову?
Дейл закатывает глаза. Он ненавидит разговоры на расстоянии.
А вот Сара их, похоже, обожает. Он встает, вновь наполняет чашку кофе.
— Нет, так что?
— Он спросил: «Теперь папа останется без работы?»
Дейл не доносит чашку до рта.
— И что ты ответила?
— Ответила, что нет. Само собой.
— Тогда ты ответила правильно.
Он ждет, но продолжения не следует. Добавив ему еще толику
волнений: теперь надо думать, как отразятся его неурядицы на работе на хрупкой
психике Дэви, Сара ретируется в их спальню и скорее всего дальше, в душ.
Дейл возвращается к столу, маленькими глотками пьет кофе,
потом прикладывает руку ко лбу, закрывает глаза. В этот момент мы видим, какой
он испуганный и несчастный. Дейлу сорок два года, вредных привычек у него нет,
но в резком ярком солнечном свете, бьющем в окно, через которое проникли в
кухню и мы, он выглядит больным шестидесятилетним стариком.
Он, естественно, беспокоится за свою должность, понимает,
что в следующем году, на очередных выборах, его прокатят, если убийца Эми и Джонни
будет и дальше творить свои черные дела. Его тревожит и Дэви… хотя Дэви не
главная его забота. Как и Фред Маршалл, он представить себе не может, что Рыбак
может похитить их единственного сына. Нет, куда больше его волнует судьба
других детей Френч-Лэндинга, а также детей Сентралии и Ардена.
Но главный его страх вызван тем, что этот сукин сын ему
просто не по зубам. И он убьет третьего ребенка, четвертого, а может,
одиннадцатого и двенадцатого.
Видит Бог, он затребовал помощь. И получил ее… в какой-то
степени. К делу приписали двух детективов из полицейского управления штата, к
расследованию подключился агент ФБР из Мэдисона (правда, неофициально,
поскольку это дело подпадает под юрисдикцию полиции). Но даже в помощи со
стороны Дейлу видится что-то сюрреалистическое. Возможно, дело в странном
совпадении фамилий. Агента ФБР зовут Джон П.
Реддинг. Детективов из центрального управления — Перри Браун
и Джеффри Блэк. То есть в его команде появились Покрасневший, Коричневый и
Черный. Цветной отряд, как называет их Сара. Все трое ясно дают понять, что их
дело — только помощь, во всяком случае, пока. Ясно дают понять, что на
капитанском мостике лишь он, Дейл Гилбертсон.
«Господи, как же мне хочется, чтобы Джек помог мне в этом
деле, — думает Дейл. — Я бы тут же сделал его полицейским, как в старых добрых
вестернах».
Когда Джек впервые появился во Френч-Лэндинге, почти четыре
года назад, Дейл не знал, как ему относиться к человеку, которого его подчиненные
сразу же окрестили Голливудом. Но к тому времени, когда они вышли на Торнберга
Киндерлинга, да, безобидного, неприметного Торнберга Киндерлинга, вот кто никак
не тянул на убийцу, он уже точно знал, с кем имеет дело.
Этот парень был лучшим детективом, с которым ему доводилось
общаться, детективом от Бога.
Единственным детективом от Бога, вот что ты имел в виду.
Да, все так. Единственным. И хотя они разделили славу
поровну (по настоянию пришельца из Лос-Анджелеса), именно мастерство Джека
позволило выйти на преступника. Он действовал, как знаменитые книжные
детективы… Эркюль Пуаро, Эллери Куин, словно был одним из них. Разве что не
полагался только на дедукцию, не ходил, постукивая себя по виску, не говорил о
«маленьких серых клетках». Он…
— Он слушает, — бормочет Дейл и встает. Направляется к двери
черного хода, потом возвращается за «дипломатом». Чтобы положить его на заднее
сиденье своей патрульной машины до полива цветов. Не хочет, чтобы ужасные
фотографии находились в доме дольше необходимого.
