Он слушает.
Как слушал Дженну Мэссенгейл, барменшу из «Гриль-бара».
Дейл понятия не имел, почему Джек проводил столько времени с
этой маленькой шлюшкой. Ему даже приходила мысль, что мистер Лос-Анджелес
старается затащить ее в постель, чтобы по возвращении домой рассказать друзьям
с Родео-драйв, что он отведал сладенького в Висконсине, где воздух свежий, а
ноги длинные и сильные. Но Джек тратил время на другое. Он слушал, и в конце
концов она поделилась с ним тем, что он ожидал услышать.
«Да, сэр, люди становятся такими забавными, когда выпьют, —
рассказывала Дженна. — Есть тут один парень, который после пары стаканчиков
начинает зажимать себе ноздри…» И она показала, что делает этот парень: зажала
ноздри между большим и указательным пальцами, развернув руку ладонью к
собеседнику.
Джек, по-прежнему улыбаясь, маленькими глотками пил
газировку.
«И всегда выворачивая ладонь? Вот так?» — Он повторил
движения руки официантки.
Дженна улыбалась, уже влюбившись в детектива: «Именно так,
красавчик… ты все схватываешь на лету».
Джек: «Иногда случается. И как зовут этого парня, дорогая?»
Дженна: «Киндерлинг. Торнберг Киндерлинг. Только после
стаканчика-другого, начав зажимать нос, он просит, чтобы все звали его Торни».
Джек (все улыбаясь): «Он пьет джин „Бомбей“, не так ли,
дорогая? С одним кубиком льда и капелькой горькой настойки?»
Дженна со сползающей с лица улыбкой, в изумлении, словно
столкнулась с экстрасенсом, читающим мысли: «Как вы это узнали?»
Как он это узнал, особого значения не имеет, потому что
слова Дженны становятся последним элементом картинки-головоломки. Дело закрыто,
игра закончена, застегивай молнию ширинки.
И в итоге Джек улетел в Лос-Анджелес с арестованным
Торнбергом Киндерлингом, безобидным, очкастым, проживающим в Сентралии агентом
страховой компании, клиентами которой были окрестные фермеры, страховавшие в
ней свое имущество, с Торнбергом Киндерлингом, который, казалось бы, не мог
шугануть и гусыню, не сказал бы «говно» даже с набитым им ртом, в жаркий день
постеснялся бы попросить стакан воды в незнакомом доме, но убил двух
проституток в Городе ангелов. Торни никого не душил, пользовался ножом фирмы
«Бак», который купил, это позже выяснил Дейл, в магазине «Спортивные товары Лафэма»,
расположенном рядом с баром «Сэнд», главным злачным заведением Сентралии.
К тому времени вину Киндерлинга уже удалось доказать
проведенным анализом ДНК, но Джека обрадовало известие о том, что установлено
место приобретения орудия убийства.
Он лично позвонил Дейлу, чтобы поблагодарить его. Дейла,
который не бывал западнее Денвера, этот звонок вежливости тронул до глубины
души. В ходе расследования Джек не раз и не два говорил, что любых
доказательств вины может оказаться недостаточно, если у преступника черные душа
и сердце, а именно с таким в лице Торни Киндерлинга они и столкнулись. Он,
разумеется, пытался симулировать безумие, и Дейл, — он очень надеялся, что его
вызовут в качестве свидетеля, — радовался, как ребенок, узнав, что присяжные
ему не поверили и приговорили к пожизненному заключению без права досрочного
освобождения.
Но как он и Джек сумели этого добиться? Что послужило
главной причиной? Умение Джека слушать. Вот и все. Слушать барменшу, которая
привыкла к тому, что мужчина смотрит на ее грудь, тогда как слова если и
влетают в одно ухо, то лишь для того, чтобы тут же вылететь из другого. А кого
слушал Джек Голливуд до долгих бесед с Дженной Мэссенгейл? Похоже, какую-то
проститутку с Сансет-Стрип
[32]
… а скорее, далеко не одну.
(«Как бы их всех обозвать? — рассеянно думает Дейл,
вытаскивая из гаража поливочный шланг. — Выводок ночных бабочек? Бригада
постельных тружениц?») Никто из них не сумел опознать Торнберга Киндерлинга,
потому что Торнберг, приезжавший в Лос-Анджелес, разительно отличался от
Торнберга, колесившего по фермам округа Каули и Миннесоты. Лос-анджелесский
Торнберг носил парик, контактные линзы вместо очков, маленькие усики.
— Но самый удачный ход — темный тональный крем, — говорил
Джек. — Благодаря этому Торнберг легко сходил за местного жителя.
— Учась в средней школе Френч-Лэндинга, он все четыре года
занимался в драматическом кружке, — мрачно ответил ему Дейл. — Я узнавал.
Поверишь ли, этот подонок играл Дон Жуана.
Именно усилия по изменению внешности стали причиной того,
что присяжные не поверили в безумие подсудимого. А вот про привычку зажимать
ноздри двумя пальцами, выворачивая ладонь, Торни забыл. Наверное, потому, что
проделывал это неосознанно. Автоматически. Какая-то проститутка запомнила эту
особенность, упомянула вскользь, Дейл в этом не сомневался, точно так же, как
Дженна Мэссенгейл, но Джек услышал.
Потому что слушал.
«Позвонил, чтобы поблагодарить, что удалось выяснить, откуда
взялся нож, потом, чтобы сообщить о решении присяжных — думает Дейл, — но
второй раз он еще что-то хотел. И я знал, что именно. Даже до того, как он
открыл рот».
Потому что, пусть он и не детектив от Бога, как его друг из
Золотого штата, Дейл все же заметил, как поразил молодого человека Западный
Висконсин. Джек влюбился в округ Каули, и Дейл поставил бы немалую сумму на то,
что имела место быть классическая любовь с первого взгляда. Именно об этом,
несомненно, говорило лицо Джека, когда они ездили из Френч-Лэндинга в
Сентралию, из Сентралии в Арден, из Ардена в Миллер.
На нем отражались радость и благоговейный восторг. Дейлу
Джек напоминал человека, который приехал в новые для себя края, чтобы
обнаружить, что вернулся домой.
— Слушай, до чего же мне здесь нравится, — как-то сказал он
Дейлу, когда они ехали в старом патрульном «каприсе»
[33]
Дейла, где постоянно
что-то ломалось, даже клаксон. — Ты хоть понимаешь, до чего здорово здесь жить,
Дейл? Должно быть, это один из самых прекрасных уголков мира.
Дейл, живший в округе Каули с рождения, не собирался с ним
спорить.
И в конце их второго телефонного разговора о Торнберге
Киндерлинге Джек напомнил Дейлу, что однажды просил (не так, чтобы совсем
серьезно, но и не в шутку) дать ему знать, если неподалеку от одного из
городков будет продаваться небольшой дом. И по тону Джека Дейл понял, что шутки
кончились.
