— Видишь, я тоже щедрый парень, Грин. Сэкономил тебе тысячи
долларов, которые пришлось бы заплатить дантисту, плюс избавил от перелома
челюсти.
— Не говоря уже о пластической хирургии. — Нюхач постукивает
правым кулаком по ладони левой руки. Выглядит он так, будто кто-то только что
украл у него из-под носа любимый десерт.
Лицо Уэнделла лиловеет.
— К твоему сведению, Уэнделл, что бы ты там ни видел, я не
прятал вещественные доказательства. Скорее, открывал их, пусть ты и не поймешь,
о чем я.
Грину удается протиснуть в легкие кубический дюйм воздуха.
— Как только сможешь дышать, убирайся отсюда. Хоть ползком.
Возвращайся к своему автомобилю и уезжай. И не теряй времени, а не то наш общий
друг до конца твоих дней усадит тебя в инвалидное кресло.
Медленно, очень медленно Уэнделл Грин поднимается на колени,
шумно втягивает ртом воздух. Встает. Машет им открытой ладонью, но значение
этого жеста остается загадкой. Может, просит Нюхача и Джека держаться от него
подальше, может, говорит, что больше не будет докучать им, может, и первое, и
второе. Согнувшись, прижимая руки к животу, он скрывается за углом.
— Наверное, я у вас в долгу, — говорит Нюхач. — Вы позволили
мне сдержать слово, которое я дал своей женщине. Но должен признать, Уэнделл
Грин — единственный человек, у которого мне действительно хочется оторвать все,
что можно.
— Я не знал, успею ли опередить вас.
— Действительно, терпение у меня практически лопнуло.
Мужчины улыбаются.
— Нюхач Сен-Пьер. — Нюхач протягивает руку.
— Джек Сойер. — Джек чувствует, что его рука попала в
медвежью лапу.
— Вы собираетесь оставить всю работу полиции штата или
продолжите поиски Рыбака?
— А как по-вашему? — спрашивает Джек.
— Если вам понадобится помощь или подкрепление, вы знаете, к
кому обратиться. Потому что мне очень хочется поймать этого сукина сына, а я
полагаю, если кто-то и сможет это сделать, так только вы.
***
По дороге в Норвэй-Вэлли Генри, внимательно выслушав рассказ
Джека о стычке с Грином и разговоре с Сен-Пьером, кивает:
— Уэнделл сфотографировал тело, это точно. Когда ты вышел из
здания и направился к своему пикапу, я услышал, как дважды щелкнул затвор
фотоаппарата, но решил, что фотографирует Дейл. Потом услышал вновь, когда ты,
Дейл и Дюлак вошли в закусочную, и понял, что кто-то сфотографировал меня.
«Что ж, — сказал я себе, — похоже, к нам пожаловал мистер
Уэнделл Грин», — и велел ему выйти из-за угла. Тут с криками понабежали все эти
люди. Но я услышал, как мистер Грин, воспользовавшись суматохой, проскользнул
внутрь и сделал несколько снимков. А когда вышел оттуда и встал у фасада, твой
приятель Нюхач засек его и разобрался с пленкой. Нюхач — это что-то, не так ли?
— Генри, ты собирался мне все это рассказать?
— Конечно, но ты бегал вокруг, а я знал, что мистер Уэнделл
Грин не уйдет, пока его не вышвырнут. Я больше не прочитаю ни одного
написанного им слова. Никогда.
— Я тоже, — кивает Джек.
— Но ты не собираешься отказаться от розысков Рыбака, не так
ли? Что бы ни говорил этот самодовольный коп.
— Теперь просто не могу отказаться. Честно говоря, я думаю,
что видения, о которых я вчера упоминал, имели прямое отношение к этому делу.
— Айви-дайви. Давай вернемся к Нюхачу. Правильно ли я
расслышал, что ему хотелось оторвать Уэнделлу все лишнее?
— Да, думаю, что да.
— Должно быть, очень интересный человек. Я знаю от своего
племянника, что Громобойная пятерка вторую половину дня и вечер субботы
проводит в баре «Сэнд». На следующей неделе я, пожалуй, возьму автомобиль Роды
и съезжу в Сентралию, пропущу пару кружек пива и поболтаю с мистером
Сен-Пьером. Я уверен, что и в музыке у него своеобразные пристрастия.
— Ты хочешь поехать в Сентралию? — Джек таращится на Генри,
который чуть-чуть улыбается.
— Слепые могут прекрасно водить машину, — отвечает Генри. —
Может, даже лучше, чем большинство зрячих. Рей Чарльз, к примеру, мог.
— Да перестань, Генри. С чего ты взял, что Рей Чарльз мог
водить машину?
— С чего, ты спрашиваешь? Потому что однажды в Сиэтле, лет
сорок назад, когда я вел программу на KIRO,
[73]
Рей прокатил меня по городу.
Никаких проблем. Конечно, мы не выезжали на главные магистрали, но иной раз Рей
точно разгонялся до пятидесяти пяти миль.
— Если это правда было, неужели ты не боялся?
— Боялся? Разумеется, нет. Я был его штурманом. Так что не
думаю, что у меня возникнут проблемы с поездкой в Сентралию. На этом шоссе
заблудиться негде. Единственная причина, по которой слепые не водят машину, в
том, что зрячие запрещают им садиться за руль. Это вопрос власти. Они хотят,
чтобы мы оставались в их зависимости. Нюхач Сен-Пьер, безусловно, меня бы
понял.
— А я-то думал, что в сумасшедший дом мне предстоит попасть
только во второй половине дня, — смеется Джек.
Глава 14
На вершине крутого холма между Норвэй-Вэлли и Арденом, шоссе
№ 93, до того извилистое, сузившееся до двух полос, распрямляется, спускаясь в
город по длинному, пологому склону. С восточной стороны шоссе вершина холма
расширяется, переходя в заросшее травой плато. Тут же стоят два столика с
облупившейся красной краской для тех, кто хочет полюбоваться замечательным
видом на долину, оставшуюся на западе. В ясный день можно заглянуть вдаль на
добрых пятнадцать миль.
Фермы, поля, дороги, речки. А на горизонте — сине-зеленые
силуэты холмов. И бездонное небо с выбеленными солнцем облаками, которые висят
в нем, словно свежевыстиранное белье.
Фред Маршалл съезжает на засыпанную гравием площадку, глушит
двигатель «форд эксплорера».
— Позвольте мне вам кое-что показать.
Садясь в «эксплорер» у своего дома, Джек держал в руке
потрепанный черный кожаный дипломат. Теперь этот дипломат лежит у него на
коленях. На пластине под рукояткой сияют золотом инициалы отца: ФСС, Филип
Стивенсон Сойер. Фред пару раз с любопытством посмотрел на дипломат, но ничего
не спросил, а Джек предпочел не касаться этой темы. «О содержимом дипломата мы
еще успеем поговорить, — думает Джек. После встречи с Джуди Маршалл». Фред
вылезает из кабины, Джек приставляет старый дипломат к сиденью и идет за
Фредом. Когда они подходят к первому из столиков, Фред обводит рукой
расстилающуюся внизу долину:
