Под основание попадает карандаш, бокал наклоняется, вино
выплескивается на незаконченный рисунок Дэйва, пятно очень уж похоже на кровь.
Дейл выходит за порог, и хотя собирался крикнуть, с губ срывается едва слышный
шепот: «Дэвид?.. Дэйв?»
В первый момент, который длится вечность, ничего не слышит.
Потом до него доносится мягкий топот ног, бегущих по влажной траве. Из
сгущающегося тумана материализуются синие джинсы и свитер «регби» в красную
полосу. А еще через секунду он видит улыбающееся лицо сына под копной
соломенных волос.
— Папа! Папа! Я плавал в тумане! Все равно что попал в
облако!
Дейл хватает сына. Вдруг возникает желание отвесить ему
оплеуху, наказать за то, что испугал отца. Но желание это проходит так же
быстро, как и появилось. Он целует Дэйва.
— Я знаю. Должно быть, это забавно, но теперь тебе пора
домой.
— Почему, папочка?
— Потому что маленькие мальчики иногда теряются в тумане. —
Он оглядывает затянутый белым двор. Едва различает силуэт стола, но не знает,
разглядел бы его, если б раньше не видел тысячу раз. Вновь целует сына. —
Иногда маленькие мальчики теряются, — повторяет он.
***
Теперь мы можем проверить, что поделывают наши знакомцы, как
давние, так и новые. Джек и Фред Маршалл вернулись из Ардена (ни один не
предложил перекусить в ресторанчике «Кухня Греты» в Сентралии, когда они
проезжали мимо), оба сидят в одиночестве, каждый в своем доме. Всю дорогу из
Ардена Фред не выпускал из рук бейсболку сына, держит он ее и сейчас, когда ест
согретый в микроволновой печи «телеужин» и смотрит выпуск новостей «Пятого
канала».
Разумеется, центральная тема выпуска — Ирма Френо. Фред
берется за пульт дистанционного управления, как только они завершают показ
развалин «Закусим у Эда» и дают в записи репортаж из трейлерного парка
[75]
«Холидей». Особое внимание уделено обшарпанному дому на колесах с крылечком,
которое сооружено из трех досок, лежащих на двух бетонных блоках.
— Здесь, на окраине Френч-Лэндинга, скорбит в одиночестве
мать Ирмы Френо, — сообщает в объектив камеры репортер. — Каждый может
представить себе, какие чувства она сегодня испытывает. — Репортер симпатичнее
Уэнделла Грина, но в глазах тот же нездоровый блеск.
Фред нажимает на кнопку «OFF» и рычит: «Почему они не могут
оставить в покое бедную женщину?» Смотрит на недоеденный бифштекс, но аппетит
как отрезало.
Очень медленно он поднимает бейсболку Тайлера, пытается
надеть на голову. Размер не тот, и Фред думает, что надо бы увеличить его,
переставив фиксатор на пару отверстий в пластиковой полоске. От этой мысли
Фреда бросает в ужас. А вдруг этого хватит, чтобы убить его сына? Всего лишь
перестановки фиксатора? Он полагает, что с такими мыслями он скоро чокнется,
как его жена… или Сойер. Доверять Сойеру — такое же безумие, как и думать, что
жизнь сына зависит от местоположения фиксатора… однако он доверяет Сойеру и
верит, что фиксатор переставлять нельзя. Он берет вилку, снова принимается за
еду в бейсболке Тая, сидящей на самой макушке.
Нюхач Сен-Пьер сидит на диване в нижнем белье, на коленях
раскрытая книга (сборник стихов Уильяма Блейка), но он не читает. Медведица
спит в другой комнате, а он борется с желанием смотаться в бар «Сэнд» и купить
дозу крэнка, хотя он уже лет пять как с этим завязал. После смерти Эми он
борется с этим желанием каждый день и побеждает, лишь напоминая себе, что
наркотик помешает ему найти Рыбака и должным образом наказать его.
Генри Лайден в своей студии с гигантскими наушниками «Акай»
на голове слушает Уоррена Ваше, Джона Банча и Фила Фленигэна, играющих «Я помню
апрель». Он чует туман и сквозь стены, запахом он напоминает воздух у «Закусим
у Эда».
Другими словами, пахнет плохой смертью. Он задается
вопросом, как прошло посещение Джеком отделения Д Лютеранской больницы округа
Френч. Думает о своей жене, которая (особенно после танцев в «Макстоне», пусть
он этого и не осознает) вроде бы вновь вернулась в их дом. Потому что
тревожится за него.
Да, конечно, всех знакомцев можно найти, но один словно
выпал из нашего поля зрения. Чарльза Бернсайда нет ни в актовом зале «Макстона»
(там по древнему цветному телевизору, подвешенному на кронштейнах у стены,
показывают серию «Семейных уз»), ни в столовой, где уже расставили закуски к
ужину, ни в его комнате (простыни, конечно, поменяли, но в воздухе стоит запах
говна). А как насчет туалета? И тут неудача. Торвальд Торвальдсон заходил туда
по малой нужде, потом помыл руки и вышел, так что мужской туалет пуст. Но вот
что странно: в одной из кабинок боком лежит ворсистый шлепанец. Яркими черными
и желтыми полосами он напоминает огромного сдохшего шмеля. И лежит он во второй
кабинке, которую всегда предпочитает Берни.
Нужно ли нам поискать его? Пожалуй. Из-за того, что мы не
знаем, где этот мерзавец, нам как-то не по себе. Давайте выскользнем в туман и,
незаметные, как мышки, направимся в тот конец Чейз-стрит, что спускается к
реке. Здесь расположен отель «Нельсон», первый этаж которого уже затянут туманом:
темная полоса, отметка уровня, до которого поднялась вода в том страшном
наводнении, едва просматривается. По одну сторону отеля — обувной магазин,
который уже закрылся. По другую — таверна «Лакиз», перед которой пожилая
кривоногая женщина (зовут ее Берта ван Дузен) стоит наклонившись вперед, уперев
руки в огромные колени, и выблевывает в ливневую канаву «Кингслендское
крепкое». Издаваемые при этом звуки напоминают скрежет коробки передач, которую
мучает неумелый водитель. Из «Лакиз» доносится усталый голос ушедшего от нас
Дика Керлисса, поющего о Хайнесвильских лесах, где каждую милю встречаешь
могильный камень.
Собака лениво гавкает, когда мы проходим мимо и
проскальзываем в холл отеля «Нельсон», где тронутые молью головы волка,
медведя, лося и бизона с одним стеклянным глазом смотрят на пустые диваны,
пустые кресла, лифт, который не работает с 1994 года, и пустую регистрационную
стойку (портье, Морти Фаин, в своей каморке-кабинете, сидит, положив ноги на
стол, читает «Пипл» и ковыряет в носу). В холле отеля «Нельсон» всегда пахнет
рекой, этот запах впитался в стены и обивку мебели, но сегодня он особенно
силен. Он наводит на мысли о неудачных идеях, потерянных инвестициях,
поддельных чеках, ухудшающемся здоровье, украденных деньгах, невыплаченных
алиментах, пустых обещаниях, раке кожи,
[76]
угасших надеждах. Сюда не приходят,
если только не бывали здесь раньше, а куда-то еще вход запрещен. Это место для
мужчин, бросивших свои семьи двадцать лет назад, которые теперь лежат на
кроватях с матрасами, пованивающими мочой, кашляют и курят. Бар-ресторан отеля
(где Гувер Далримпл едва ли не каждые пятницу и субботу затевал драку) решением
городского совета закрыт с начала июня. Тогда Дейл Гилбертсон шокировал местную
политическую элиту, показав им видеозапись трех гастролирующих стриптизерш,
которые называли себя «Трио анального университета» и на маленькой сцене бара
синхронно удовлетворяли себя огурцами (провел съемку штатный сотрудник ПУФЛ Том
Лунд). Но постояльцы «Нельсона» особо не жалуются: пиво они могут купить и в
расположенной по соседству таверне. Плату в «Нельсоне» берут сразу за неделю. В
номере можно держать электроплитку, но только с разрешения управляющего и после
проверки провода. А если кто соберется умереть в «Нельсоне», последним
услышанным звуком будет скрип пружин кровати, в которой кто-то из
стариков-неудачников гоняет шкурку.
