— Да, сударыня, для вас я всегда на ногах или в постели, выбирайте сами, маркиза. Зажги свечи, Раффе, зажги.
— Как? Уже оделись? — спросила г-жа де При.
— Гм… Э… — промычал герцог.
— Стало быть, вы меня слышали.
— Да, я узнал ваш голос.
— Ну, герцог, значит, вы не настолько фат, как о вас болтают.
— Почему?
— Фат бы не встал.
— Маркиза, вы забываете, что меня два года не было в
Париже. Однако присядьте же. Огня, Раффе, огня; ты видишь, мой друг, что маркиза продрогла.
— Сдается мне, — смеясь, заметила гостья, — после полуночи дом так переполнен, что сад должен служить прихожей для женщин.
— Совсем напротив, маркиза: дом пуст, я ждал вас.
— Да, во сне.
— А разве не так ждут своей судьбы?
— О герцог! Прелестно!
Маркиза завладела креслом, которое предложил ей Ришелье. Герцог принял одну из своих самых изящных поз; оба стали смеяться; огонь в камине разгорелся; Раффе вышел.
— Ах, черт! — воскликнул герцог. — Знаете ли вы, маркиза, что пробил час ночи?
— И на улице такой мороз, что камни трескаются, герцог.
— Но у господина де Бурбона, верно, слишком жарко, если вы прибежали сюда?
— Право же, герцог, мне было совершенно необходимо первой поговорить с вами.
— Однако, простите, как вам удалось проникнуть сюда? Только что я в полусне или наполовину бодрствуя, это уж как вам больше нравится, кажется, слышал, что либо вы, либо Раффе толковали о калитке, в которую вы ворвались.
— Ворвалась — нет, открыла — да.
— Каким образом, маркиза?
— Да ключом, как же еще?
— Как? У вас есть ключ от моего дома, а я спокойно ложусь спать, подвергая себя такой опасности?
— Герцог, по-моему, вы сами когда-то мне его дали.
— Да, верно, только мне помнится, что я его у вас забрал.
— Какая жестокая память!
— Но послушайте, вы, государственный человек!.. Откуда же у вас этот ключ? Понимаете, я вас об этом спрашиваю, потому что такие сведения мне необходимы.
— Да, он мог быть изготовлен. В сущности, это было бы ловким ходом.
— Вы меня ужасаете, маркиза.
— Успокойтесь, этот ключ…
— Что же?
— Он мне достался не столь честным путем. Это не поддельный ключ, а настоящий.
— Но, в конце концов, где вы его раздобыли?
— Два года тому назад, до своего отъезда в Вену, вы рассеяли по Парижу несколько подобных ключей.
— Да, но неужели вы хотите меня уверить, что женщина в наше время способна два года хранить ключ от дома отсутствующего мужчины, если только она не забыла этот ключ в своем молитвеннике.
— Что ж, вот здесь вы ошибаетесь, герцог; дело в том, что все мы стали очень благочестивыми. Благочестие вошло в моду. О, в Париже многое изменилось со времен вашего отъезда: вы оставили в Пале-Рояле господина регента, а теперь найдете господина Фрежюса в Версале.
— Все сказанное не объясняет, откуда вы выудили этот ключ; по крайней мере если вы не взяли его у кого-либо…
— Взяла? Фи! Вы меня принимаете за принцессу крови, мой милый герцог; вы спутали меня с мадемуазель де Валуа или мадемуазель де Шароле. Взяла! Нет уж, фи! Я его купила.
— Купили? О! Кто же вам его продал?
— Камеристка, понятия не имевшая, что она мне продает. Вы поймите, валяется ключ, его подбираешь, никто о нем ничего не знает, потом приходит некто и дает за этот ключ двадцать пять луидоров. Если хозяйка о нем спросит, можно сделать изумленное лицо и пролепетать: «Какой ключ, сударыня?» Для субретки это так соблазнительно.
— К тому же, как вы сказали, маркиза, то был ключ от дома, который принадлежит человеку, находящемуся в Вене. Ах, черт побери! Значит, все здесь всерьез полагали, что я никогда оттуда не вернусь?
— Все, кроме меня, ибо я как настоящий министр иностранных дел знала, что вы в пути.
— Истинная правда.
— И вот я с дальним прицелом приобрела этот ключ, рассудив, что вы поменяете подбойники в своих замках не ранее чем на следующий день после возвращения; расчет оказался довольно точным, не правда ли?
— И, как видите, пришелся весьма кстати.
— Настолько, что, надеюсь, этот ключ принесет мне больше, чем я на него потратила. Однако же странно, герцог…
И маркиза два-три раза глубоко вздохнула, раздувая ноздри.
— Что такое? — спросил Ришелье.
Маркиза продолжала крупными глотками вдыхать воздух.
— Здесь пахнет женщиной.
— Что вы! Я один.
— Говорю вам, здесь находится женщина, духи которой мне знакомы.
— Маркиза… я вам клянусь!
— Духи принцессы.
— Ах! Вы мне льстите, маркиза.
— Фат! Он не меняется.
— И вы не больше, маркиза, только день ото дня хорошеете.
— Да. По крайней мере именно это мне станут говорить придворные, если я буду в фаворе.
— Вы и так в величайшем фаворе, маркиза.
— Полагаю, что да, и более того — я пришла сюда, чтобы доказать вам это.
— О, неужто?
— Но сначала, герцог, будьте чистосердечны. У вас здесь есть кто-то?
— Никого.
— Слово чести?
— Слово Ришелье! Вы колеблетесь?..
— Герцог, если бы речь у нас шла о любовных делах, я бы верила вам на слово. Но коль скоро мы будем беседовать о политике, а в этой области любая болтливость смертоносна, позвольте мне поступить, как святой Фома. «Vide pedes, vide manus
[38]
».
— Вы мне это говорите, чтобы заставить меня поверить, будто вы знаете латынь?
— Боже меня сохрани от таких притязаний!
— Ну, приступайте!
— Маркиза, — отвечал герцог, вставая, — вот я беру подсвечник; мы обследуем каждый уголок моих покоев, не так ли?
— Если угодно, да, герцог.
— Хотите, начнем с камина? Впрочем, в нем огонь; надеюсь, он не внушает вам недоверия?
— Ни в коей мере, лишь бы там не пряталась принцесса крови; эти дамы несгораемы, как саламандры.
— Ах, почему нельзя сказать того же о принцах крови, маркиза! — сказал Ришелье.
