— Совершенно очевидно, что это я, — заявил Ришелье, — и доказательство тому, что уже целый час я хожу вокруг да около, не зная, как приступить к делу.
— Хотите, чтобы я вам помог?
— Черт возьми, это было бы очень любезно, дорогой граф!
— О, это проще простого. Вы вчера в Рамбуйе видели госпожу де Майи, и вам показалось, что она в вашем вкусе. Вы знали, что у меня есть любовница, и, как добрый приятель, пожелали удостовериться, что я более не считаю себя женатым.
— Все так, право слово, так… Но какой дьявол мог подсказать вам это?
— У меня есть кое-какие сведения; продолжайте.
— Сказать по правде, дорогой граф, вы человек как нельзя более тонкий: да, у меня и впрямь есть виды на госпожу де Майи, да, мне нужна эта женщина, и я не без удовольствия доказал бы вам, что…
— Ах, это уж чересчур! — закричал Майи и громко захохотал, но сама эта громкость выдавала неискренность его смеха. — Значит, вы явились просить, чтобы я, я сам позволил вам отнять у меня мою жену!
— А вы предпочли бы, дорогой граф, чтобы я, словно мужлан или кто-то из скверных подражателей временам Регентства, забрался к вам без предупреждения и попросту умыкнул ее, пользуясь как прикрытием этой вашей маленькой размолвкой, которая пока еще наполовину в секрете? Фи! Это ужасающе безвкусно. Хотите, я объясню вам, граф, почему мои дипломатические переговоры почти всегда были удачны? Все потому, что для договора, как правило, требуются две соглашающиеся стороны, а я всегда старался устроить так, чтобы не застать своего противника врасплох: я завоевывал его своей прямотой, а побеждал рассудительностью.
— Стало быть, — выкрикнул граф, — вы рассчитываете доказать, что с моей стороны было бы справедливо уступить вам госпожу де Майи?
— Ну, конечно, я на это надеюсь.
— В самом деле?
— Если бы не это, я бы, само собой разумеется, не вынуждал вас подняться с ложа, где вы почивали под бочком своей любовницы, мне ведь сказали, что вы спите.
— Хорошо! Превосходно! — воскликнул Майи, которого невольно развеселила странность происходящего. — Докажите мне это, дорогой герцог, докажите, и, если вы в том преуспеете, я, до сих пор считавший вас победоносным, признаю вас непобедимым.
— Начнем с того, что свою жену вы больше не любите. Ведь так?
— Я это признаю: у нее ужасный характер.
— Для вас.
— О! Но я, видите ли, когда женился на ней, брал ее для себя, мой любезный герцог!
— Прелестно! Вы уже склоняетесь к озорству.
— Как это?
— Ведь теперь вы дурно отзываетесь о госпоже де Майи.
— А вы почему-то желаете ей добра?
— Граф, — усмехнулся герцог, — сделайте милость, давайте говорить серьезно. Я вам клянусь, что дело стоит труда, и раз уж Пекиньи говорил вам об этом, вы должны трезво оценить положение.
— Выражайтесь определеннее, герцог.
— Что ж! Вам надо, по-моему, не показывать вида, что происходящее вам небезразлично. Жертва, приносимая добровольно, не повредит вам в глазах света; к тому же есть две причины, побуждающие вас так поступать: прежде всего — воля короля, а ей противиться нельзя.
— Ну да! То же самое мне твердил Пекиньи.
— Вот-вот! А каков соблазнитель! К тому же наиважнейшая причина здесь та, которую предоставляет вам ваш добрый ангел.
— Что вы разумеете под этим?
— Несовместимость, мой милый граф, несовместимость.
— Не угодно ли вам?..
— Я говорю о том, как кстати пришлась эта ваша несовместимость характеров. В самом деле, подумайте, какая удача, что разрыв произошел именно так, именно поэтому, да еще в тот самый момент, когда он был так нужен.
— О каком разрыве вы толкуете?
— Да о вашем разрыве с супругой. Майи с удивлением посмотрел на герцога.
— Право, не пойму, — сказал он, — какое отношение мой разрыв с госпожой де Майи имеет ко всей этой истории?
— Ну вот, граф, не напрасно я вам говорил, что Пекиньи не предложил вам оценить положение всесторонне… Как же так? Разве не чудо, что именно вчера, без всякой преднамеренности, без скандала, вы и ваша жена подписали маленький пакт о разводе, благодаря которому вы оба теперь вне досягаемости: вы для насмешек, она для обвинений?
— Честью клянусь, — вскричал Майи, — я, герцог, все еще вас не понимаю!
— Вы меня пугаете — что ж, объяснюсь.
— Ох, вы очень меня этим обяжете, не то от вас и Пекиньи я скоро помешаюсь.
— Так вот! Что бы подумал свет, если бы ваш благословенный разрыв не предшествовал той миссии, с которой я к вам явился? Сказали бы: господин де Майи честолюбец…
— Честолюбец?
— А госпожа де Майи пожертвовала своим мужем, поскольку он всего лишь граф, и предпочла ему короля, ибо он король.
— Король? — вскричал Майи, бледнея.
— Э, ну разумеется, король.
— Как?! Моя жена…
— Что?
— Так это король ее домогается?
— Несомненно.
— А вы…
— Я первый, кто показывает пример самоотречения.
— Вы пришли от имени короля?
— А от чьего же, по-вашему, имени я мог бы прийти? Я посол Франции, а Франция — это король. Кой черт! Мой дорогой граф, кто носит имя Ришелье, тот занимается либо делами короля, либо своими — одно из двух.
Майи застыл, пораженный: весь круг неведомых обстоятельств, о которых он понятия не имел, внезапно открылся перед ним. Всецело поглощенный своей любовницей, он до сих пор был уверен, что Ришелье ведет речь именно о ней.
— Король влюблен в мою жену! — пробормотал он наконец, выходя из остолбенения.
— Э, да что с вами? — воскликнул Ришелье. — Можно подумать, будто вы с неба упали! Ведь я уже полчаса на десять разных ладов говорю вам все об одном.
— Ах, герцог, герцог! — прошептал Майи. — Неужели это правда, что вы мне сообщили?
— Так вы что, меня не слушали?
— Моя жена! Король любит мою жену! Ришелье утвердительно кивнул.
— Но это невозможно! — внезапно вскричал Майи.
— Как так невозможно?
— Но, герцог, Пекиньи сегодня утром говорил мне совсем другое. Герцог, все это ваши выдумки.
— Я придумал это?! Черт подери!
— Да, вы.
— И с какой целью?
— Чтобы отнять у меня мою жену.
— О-о, граф, — протянул Ришелье, — что за чертовщину вы несете? Или за те годы, что меня здесь не было, в Париже стало принято так выражаться? Выдумки? Я что-то выдумываю? От вас ли это слышу? Ну, мой дорогой граф, вы несете вздор.
