— Хорошо, ступайте же!
Гренадеры шестьдесят девятой полубригады во главе с Майи устремляются к пролому; но там, где все ожидали увидеть скат рва, они с удивлением наталкиваются на крутой эскарп высотой в двенадцать футов. Раздаются крики: «Лестницы! Лестницы!»
Лестницы бросают в ров, гренадеры устремляются вниз; Майи хватает первую лестницу и приставляет ее к пролому; солдаты устанавливают рядом еще двадцать лестниц.
Но тут пролом заполняется арнаутами и албанцами, которые стреляют в упор, сбрасывают на осаждающих камни обрушившейся стены. Половина лестниц ломается и увлекает вниз поднимавшихся по ним людей; раненый Майи падает с высоты к подножию лестницы; огонь осажденных усиливается; гренадеры вынуждены отступить и, чтобы преодолеть контрэскарп, используют те же лестницы, которые принесли, чтобы штурмовать пролом.
Раненный в ступню Майи не может идти и умоляет своих гренадеров унести его. Один из них взваливает его на спину, проходит десять шагов и падает: голова его пробита пулей; другой подбирает раненого и несет его к подножию лестницы, но падает возле нее с раздробленным бедром. Солдаты бросают командира, спеша оказаться в безопасности, и он взывает к ним:
— Пристрелите меня, по крайней мере, если не можете спасти!
Но никто даже не останавливается, чтобы ему ответить.
Бедному Майи не пришлось долго мучиться. Едва лишь французские гренадеры выбрались изо рва, как туда спустились турки и отрубили головы всем, кто там оставался.
Джеззар-паша, решив сделать ценный подарок Сиднею Смиту, приказал сложить все эти головы в мешок и отнести английскому коммодору.
Сидней Смит посмотрел на мрачные трофеи с грустью и лишь сказал:
— Вот что значит стать союзником дикаря.
VI. ПТОЛЕМАИДА
Какое бы безразличие не проявил Бонапарт к Иерусалиму, пройдя в семи льё от него без остановки, тем не менее его интересовала история того края, где он оказался. Не сумев или не захотев последовать примеру Александра Македонского, который во время завоевания Индии свернул со своего пути, чтобы посетить первосвященника Иерусалима, он расценивал как награду возможность ходить по земле древней Птолемаиды и ставить свой шатер там, где ставили его Ричард Львиное Сердце и Филипп Август.
Такие исторические параллели, к которым Бонапарт был отнюдь не равнодушен, тешили его самолюбие, и он избрал для своей ставки тот невысокий холм, откуда в первый день обозревал сражение, конечно, потому, что именно в этом месте некогда сложили голову прославленные герои.
Однако, будучи первым из предводителей крестового похода, предпринятого по политическим соображениям, он следовал за своей счастливой звездой, оставив в прошлом религиозные идеи, что приводили сюда миллионы людей от Готфрида Бульонского до Людовика Святого; в отличие от них, он взял с собой науку восемнадцатого века, наследие Вольнея и Дюпюи, иными словами — скептицизм.
Проявляя безразличие к христианским традициям, он, напротив, живо интересовался преданиями об исторических событиях.
В тот же вечер, после неудачного штурма, во время которого несчастного Майи постигла участь его брата, он собрал в своем шатре генералов и офицеров и приказал Бурьенну достать из сундуков несколько книг, составлявших его библиотеку.
К сожалению, она не была богата историческими исследованиями, посвященными Сирии. У Бонапарта был Плутарх: жизнеописания Цицерона, Помпея, Александра Македонского и Антония. Что касается политических трудов, их заменяли Ветхий и Новый Завет да «Мифология».
Он вручил каждую из вышеупомянутых книг самым образованным из своих генералов или юных друзей, а других призвал оживить свои исторические воспоминания, ибо в этой пустыне они должны были служить ему единственным источником сведений наряду с его собственными знаниями.
Следовательно, данные сведения были далеко не полными. Мы, кому повезло больше, чем Бонапарту, поскольку в нашем распоряжении целое собрание книг о крестовых походах, приоткроем перед нашими читателями завесу столетий и поведаем им об истории этого крошечного уголка земли, начиная с того незапамятного дня, когда колено Асира получило его в удел во время распределения земли обетованной, до того часа, когда Ричард Львиное Сердце в третий раз попытался отвоевать его у сарацинов.
Древнее название города Птолемаида — Акко, что значит «жгучий песок». Арабы по сей день именуют его Аккой.
Он был покорен египетскими царями греческой династии Птолемеев, унаследовавших власть в Александрии после смерти завоевателя Индии, и приблизительно за сто шесть лет до нашей эры стал называться Птолемаидой.
Веспасиан, собираясь в поход против Иудеи, провел в Птолемаиде три месяца; при его дворе находились цари и властители близлежащих земель.
Здесь же Тит увидел дочь Агриппы I Беренику и влюбился в нее.
В распоряжении Бонапарта была лишь трагедия Расина, посвященная этому периоду истории, отрывки из которой столько раз декламировал по его просьбе Тальма.
В «Деяниях святых апостолов» говорится: «Мы же, совершив плавание, прибыли из Тира в Птолемаиду, где, приветствовав братьев, пробыли у них один день»
[28]
. Как вам известно, это слова святого Павла, прибывшего из Тира в Птолемаиду.
Впервые крестоносцы начали осаду Птолемаиды в 1189 году. Арабский историк Боан-ад-Дин утверждает: христиан было так много, что один лишь Бог мог бы сосчитать их. Зато христианский автор Готье Винизоф, который был летописцем Ричарда Львиное Сердце, уверяет, что армия Салах-ад-Дина была более многочисленной, чем армия Дария.
После сражения близ Тивериадского озера, о чем у нас будет случай рассказать в главе, посвященной сражению у горы Табор, Ги де Лузиньян, выйдя из плена, приступил к осаде; укрепления Птолемаиды только что были восстановлены, и мощные башни защищали его со стороны моря.
Одна из башен называлась Мушиной, ибо язычники совершали в этом месте жертвоприношения и плоть мертвецов привлекала туда мух; другая называлась Проклятой, ибо, как утверждает Готье Винизоф в своих «Путевых заметках о короле Ричарде», именно в этой башне чеканились сребреники, за которые Иуда продал нашего Спасителя. Эта башня была поистине проклятой, ибо в 1291 году сарацины проникли через нее в город и овладели им.
Бонапарт, не знавший об этом, штурмовал ту же самую башню и потерпел неудачу. Вальтер Скотт поведал нам о знаменитой осаде, продолжавшейся два года, в одном из лучших своих романов — «Ричард в Палестине».
В арабских источниках, менее известных, чем французские, содержатся любопытные подробности на этот счет.
Врач Салах-ад-Дина Ибн-Алатир оставил интересное описание
мусульманского лагеря:
«Посреди лагеря, — пишет он, — находилась просторная рыночная площадь, где стояли кузницы: их было сто сорок. По этому числу можно судить о размерах лагеря.
