— Я сопровождаю реквизированные повозки и иду показаться дозору.
Его пропустил первый часовой, а потом второй и третий.
Дойдя до ворот, возница просунул свою бумагу в окошко ворот и стал ждать.
Окошко закрылось, и вскоре в воротах открылась небольшая дверь.
Из нее вышел сержант караульного отряда.
— Это ты, дружище? — спросил он, — а где же повозки?
— В сотне шагов отсюда, сержант.
Стоит ли говорить, что этот вопрос и ответ были произнесены по-немецки.
— Хорошо, — продолжал сержант на том же языке, — пойду погляжу на них и прикажу впустить.
И он вышел, наказав охране не терять бдительности.
Возница и сержант миновали три кордона часовых и дошли до повозок, ожидавших на дороге. Сержант мельком оглядел их и разрешил им ехать своей дорогой.
Повозки двинулись в путь в сопровождении сержанта, миновали три кордона часовых и въехали в ворота, закрывшиеся за ними.
— Теперь скажи, — сказал сержант главному вознице, — ты знаешь, где находится казарма егерей Гогенлоэ, или хочешь, чтобы я дал тебе провожатого?
— Не стоит, — ответил тот, — мы поедем в «Золотой лев» и, чтобы не шуметь ночью, завтра утром отвезем фураж в казарму.
— Ладно, — сказал сержант, возвращаясь в кордегардию, — спокойной ночи, друг.
— Спокойной ночи, — послышался ответ. Гостиница «Золотой лев» находилась не более чем в ста шагах от Агноских ворот, через которые повозки въехали в Вёрт. Главный возница постучал в окно; поскольку еще не пробило и десяти часов, хозяин гостиницы не спал. Он показался на пороге.
— А, это вы, Стефан? — сказал он, глядя на длинную вереницу повозок: первая из них подъехала к воротам его гостиницы, а последняя стояла всего в нескольких шагах от въездных ворот.
— Да, господин Бауэр, он самый, — ответил главный возница.
— Все в порядке?
— Просто чудесно.
— Въехали без затруднений?
— Без помех… А как здесь?
— Мы готовы.
— Адом?
— Хватит одной спички, чтобы его поджечь.
— Значит, надо будет завести повозки во двор; наши люди, должно быть, уже задыхаются.
К счастью, двор был огромный, и двадцать повозок смогли там разместиться.
Затем ворота закрыли.
И тут по условному сигналу, после того как все возницы три раза хлопнули в ладоши, произошло нечто странное.
Вязанки сена и соломы на всех повозках задвигались; Затем посредине каждой повозки возникли сначала две головы, затем — два туловища и наконец полностью показались двое мужчин в прусской форме.
Затем из каждой повозки извлекли по такому же мундиру и бросили их возницам; те, скинув свои блузы и штаны, переоделись в прусскую форму.
В довершение всего солдаты, стоявшие на повозках по двое, вскинули ружья на плечо, а свои третьи ружья стали передавать возницам, ставшим солдатами; таким образом, когда пробило десять часов, под началом Стефана, одетого в шинель с сержантскими нашивками, находилось шестьдесят мужчин, решительных, говоривших по-немецки, — всех, кого он просил у Пишегрю.
Всех их построили в большой конюшне (дверь ее закрыли) и приказали зарядить ружья, которые из предосторожности держали в повозках незаряженными.
Затем Бауэр и Стефан вышли, держа друг друга под руку; Бауэр вел Стефана, не знавшего город, к дому, стоявшему в самой высокой точке города, на противоположном конце от Агноских ворот, приблизительно в сотне шагов от порохового склада.
Этот дом, несколько напоминавший особняки великого герцогства Баденского или швейцарские шале, был целиком построен из дерева.
Бауэр провел Стефана в комнату, забитую горючими материалами и смолистым деревом.
— В котором часу следует поджечь дом? — спросил он просто, как ни в чем не бывало.
— В половине двенадцатого, — ответил Стефан. Было около десяти часов.
— Ты уверен, что в половине двенадцатого генерал будет на посту?
— Будет собственной персоной.
— Понимаешь, — продолжал Бауэр, — когда пруссаки узнают, что горит дом рядом с пороховым погребом, они бросятся на место пожара и попытаются помешать огню добраться до артиллерийского парка и порохового погреба. В это время вся Агноская улица будет свободна; настанет момент завладеть воротами и войти в город. Генерал доберется до центральной площади беспрепятственно; когда же прозвучит первый выстрел, пятьсот патриотов откроют окна и начнут стрелять по пруссакам.
— У вас есть люди, которые ударят в набат? — спросил Стефан.
— По двое в каждой церкви, — ответил Бауэр.
— Значит, все в порядке, — сказал Стефан, — пойдем посмотрим на пороховой погреб.
Они пошли назад по земляному валу; пороховой погреб и артиллерийский парк, как и сказал Бауэр, находились не более чем в ста пятидесяти шагах от деревянного дома, поджог которого должен был послужить сигналом к началу действий.
В одиннадцать часов они вернулись в гостиницу «Золотой лев».
Шестьдесят человек были наготове; каждый из них получил рацион, состоявший из хлеба, мяса и вина: обо всем этом позаботился Бауэр. Солдаты были воодушевлены: они понимали, что им поручена важная операция, и это наполняло их радостью и гордостью.
В четверть двенадцатого Бауэр пожал Стефану руку, убедился, что огниво, кремень, трут и палочки для зажигания лежат у него в кармане, и направился к деревянному дому.
Стефан, оставшийся со своими людьми, собрал их и разъяснил им свой план; каждый понял, что ему нужно делать, и все дали слово, что будут стараться изо всех сил.
Теперь надо было ждать сигнала.
Часы пробили половину двенадцатого.
Стефан стоял у самого верхнего окна в доме Бауэра и следил, не покажутся ли первые отсветы пожара.
Лишь только смолк бой часов, красноватое зарево расцветило крыши домов в верхней части города.
Затем послышался глухой шум голосов, сопутствующий в городах всякой беде.
Вслед за этим, заглушая все крики, на одной из колоколен раздались скорбные звуки набата, тотчас же подхваченные другими колоколами города.
Стефан спустился вниз: час настал.
Солдаты разделились во дворе на три группы по двадцать человек.
Поляк приоткрыл ворота, выходившие на улицу, и увидел, что все бегут в сторону верхнего города.
Он приказал своим людям направиться шагом к воротам города под видом патруля.
Сам он помчался вперед, крича по-немецки:
