Первой фразой короля были слова:
— Ну, господа, когда мы выезжаем?
— Когда вам будет угодно, государь.
— Приказывайте, со мной сорок гусаров, — прибавил г-н де Шуазёль. — Но времени терять нельзя, надо действовать, пока народ не переманил моих гусаров на свою сторону.
— В таком случае, господа, ступайте, освободите проход, но без насилия, — сказал король.
Молодые люди пошли вниз.
Когда г-н де Гогела вышел на порог, он увидел, что национальный гвардеец уговаривает гусаров спешиться.
— Гусары, сидеть в седлах! — крикнул он.
— Зачем? — спросил офицер национальной гвардии.
— Чтобы охранять короля, — ответил г-н де Гогела.
— Ладно! — согласился офицер. — Мы сами будем охранять короля.
И сотня голосов хором подхватила:
— Правильно! Верно! Спешивайтесь, гусары! Мы, а не иностранцы, должны охранять короля! Спешивайтесь! Скорее!
Господин де Дама проник в толпу и перекинулся несколькими словами с тремя-четырьмя драгунами, оставшимися ему верными. Господин де Гогела, обменявшись условным знаком с г-ном де Мальми, вместе с г-ном де Шуазёлем снова поднялся в комнату короля. Они обратились к королеве, ибо были уверены, что все решения принимает она.
— Ваше величество, нечего даже думать о том, чтобы ехать в каретах, но возможность спастись есть, — сказал г-н де Гогела.
— Какая же?
— Не желаете ли вы взять лошадь и ехать вместе с королем? Король возьмет дофина. Мост перегорожен, но в конце улицы Сен-Жак реку можно перейти вброд. С нашими сорока гусарами мы пробьемся… В любом случае… решайтесь. Наши гусары уже пьют с народом, через четверть часа они начнут брататься с ним.
Королева колебалась. В решающую минуту это бронзовое сердце дрогнуло. Она снова стала женщиной, испугалась драки, перестрелки, пуль.
— Обращайтесь к королю, господа, — попросила она. — Король решился на этот шаг, и ему надлежит приказывать, а мой долг — повиноваться.
И робко прибавила:
— В конце концов господин де Буйе должен успеть. Трое телохранителей стояли здесь, в комнате, готовые к любым испытаниям. Господин де Валори от своего имени и от имени своих боевых товарищей заявил:
— Ваше величество знает, что у вас есть право приказывать. Мы готовы отдать за вас жизнь.
Господин де Гогела и г-н де Шуазёль продолжали уговаривать королеву.
— Внизу господин де Дама, — говорил г-н де Шуазёль. — Он поручил нам заверить ваше величество, что, хотя у него только четверо драгунов, вы можете положиться на их преданность так же, как на его собственную верность.
— Уезжайте, государь, уезжайте! — настаивал г-н де Гогела. — Ведь королева вверяет вам свою судьбу.
Если бы король ответил «да», какой-то шанс на спасение еще оставался бы.
— Господа, можете ли вы поручиться, что в схватке, без которой не обойдется предлагаемый вами побег, шальная пуля не настигнет королеву, мою сестру или моих детей? — спросил король.
Единодушный вздох отчаяния вырвался из уст защитников короля: чувствовалось, что король сдается.
— К тому же давайте рассуждать хладнокровно, — продолжал король. — Муниципалитет не отказывается пропустить меня; в крайнем случае нам придется прождать здесь день. Но еще до рассвета господину де Буйе сообщат, в каком положении мы оказались. Он находится в Стене — в восьми льё отсюда, всего два часа езды туда и два обратно. Поэтому утром господин де Буйе непременно будет здесь. Значит, мы сможем уехать, избежав опасностей и насилия.
Когда он произнес последние слова, вошли члены муниципального совета — без предупреждения, не спросив дозволения быть допущенными к королю. Постановление муниципалитета было кратким и точным: «Народ безусловно возражает против того, чтобы король ехал дальше, и мы решили послать курьера в Национальное собрание, чтобы выяснить его мнение».
Действительно, гражданин Варенна г-н Можен, по профессии врач, во весь дух поскакал в Париж.
Господин де Гогела понимал, что нельзя терять ни минуты; стремительно выбежав из дома, он натолкнулся у дверей на г-на де Мальми.
— Сударь, вы здешний уроженец, а значит, прекрасно знаете эти места, — обратился он к нему. — Любой ценой необходимо послать надежного человека в Стене, сообщить, в каком положении оказался король, и привести господина де Буйе сюда с достаточным количеством войск, чтобы освободить короля.
— Я поеду сам, — ответил г-н де Мальми.
И, дав шпоры коню, пустил его в галоп. У дверей дома Жербо дорогу ему преградил кордон национальных гвардейцев, кричавших:
— Проезда нет!
— Возможно, но не для меня, — возразил г-н де Мальми.
— Проезда нет ни для кого! — закричал офицер, схватив под уздцы коня.
— Если вы сделаете или попытаетесь сделать хоть один шаг, я убью вас, — предупредил командир национальной гвардии г-н Ролан, взводя курок пистолета.
Господин де Мальми, не сказав ни слова, направил коня прямо на него. Господин Ролан выстрелил с такого близкого расстояния, что пламя от пистолета ослепило коня, тогда как пуля пробила навылет предплечье всадника. Испуганная лошадь взвилась на дыбы и опрокинулась на своего хозяина.
Из своей комнаты я, наблюдая все, что происходило у короля, услышал выстрел и увидел, как упали конь и всадник; одновременно раздался женский крик. Узнав голос мадемуазель Софи, я сломя голову кинулся вниз по лестнице и оказался в дверях в ту секунду, когда Софи упала на грудь потерявшего сознание г-на де Мальми, сочтя его убитым.
— Рене, на помощь! — звала она. — Помогите мне, Рене! Я выскочил на улицу, подхватил г-на де Мальми на руки и успел раньше, чем его могла затоптать толпа, перенести в дом и уложить на кровать метра Жербо. Тут г-н де Мальми открыл глаза.
— Он жив, мадемуазель Софи! — вскричал я.
— Слава Богу! — вздохнула она и, обезумевшая от ужаса, рухнула на кровать.
— Пустите меня, пустите, — повторял г-н де Мальми, с трудом пытаясь встать, — я должен ехать за г-ном де Буйе, я дол…
Боль заставила его снова откинуться на кровать.
— Во имя Неба, Альфонс, останьтесь! — умоляла мадемуазель Софи. — Не двигайтесь, не дайте бессмысленно убить себя. Вы обязаны сделать это для меня, не возражайте.
— Другого выхода нет, — вздохнул молодой человек, — кажется, у меня сломана нога.
— Рене, друг мой, Рене, брат мой, умоляю вас вызвать хирурга.
— Сейчас, мадемуазель, — ответил я и выбежал на улицу. Но там невозможно было и шагу ступить. Началась страшная свалка.
