Цапля, действительно заметившая грозящую опасность, испустила жалобный крик, который они слышали, хотя были от нее далеко, и начала взмывать ввысь, как будто стремилась скрыться в облаках. Сокол же, увидев ее движение, воспользовался для атаки тем же маневром, к какому прибегла для защиты его жертва, и, пока цапля вертикально поднималась вверх, по диагонали понесся к той точке, где они должны были столкнуться.
— Браво! Молодец! — кричал Уолтер, наблюдавший это зрелище с тем захватывающим интересом, какой оно обычно внушало благородным охотникам. — Прекрасная атака, прекрасная защита! Гони ее, гони! Роберт, тебе знаком этот сокол?
— Нет, ваша милость, — ответил слуга, столь же внимательно, как и его хозяин, наблюдавший за разыгравшейся схваткой, — но, даже не зная, чей он, я по полету скажу вам, что он отменной породы.
— И ты не ошибешься, Роберт. Клянусь честью, у него размах крыльев, как у кречета, и сейчас он нагонит цаплю. Эх, благородный мой сокол, ты плохо рассчитал расстояние, а у страха крылья сильнее, чем у мужества.
Истинная правда! Расчет цапли был так точен, что в то мгновение, когда сокол ее настиг, она оказалась выше его. Охотничья птица поэтому пролетела мимо, на несколько футов ниже, не пытаясь нападать на цаплю. Цапля мгновенно воспользовалась этим преимуществом и, изменив направление полета, попыталась выйти на простор и оторваться от преследователя, не уходя в высоту.
— Да, жаль! — воскликнул смущенный Роберт. — Неужели, ваша милость, мы неправильно оценили нашего сокола? Вот он, клянусь жизнью, уходит в сторону!
— А вот и нет! — прокричал в ответ Уолтер, чье самолюбие, казалось, было уязвлено неудачей сокола. — Разве ты не видишь, что он набирает скорость? Эй, смотри же, смотри, вот он летит назад. Гони ее! Гони!
Уолтер не ошибся: сокол, уверенный в быстроте своих крыльев, позволив врагу уйти немного в сторону, теперь летел вровень с цаплей и, описав полукруг, оказался над ней. Цапля снова жалобно закричала и опять повторила свой маневр, пытаясь взмыть прямо в небо. Через мгновение могло показаться, что обе птицы сейчас исчезнут в облаках: цапля уже казалась не больше ласточки, а сокол — не более черной точки.
— Кто выше? Кто выше? — кричал Уолтер. — Клянусь честью, они так высоко, что я больше ничего не вижу!
— Я тоже, ваша милость.
— Прекрасно! Сама цапля отвечает нам, — хлопая в ладоши, сказал молодой рыцарь. — Ведь мы больше ее не видим, зато слышим. Смотрите, метр Гергард, смотрите внимательно, и вы увидите, что сейчас они спустятся вниз быстрее, чем взлетели.
В самом деле, не успел Уолтер произнести этих слов, как птицы снова стали видимы. Вскоре можно было легко разглядеть, что сокол летит сверху; цапля, которой он наносил клювом сильные удары, отвечала только испуганными криками; наконец, сложив крылья, она камнем рухнула вниз, примерно шагах в пятистах от наших путников, преследуемая своим врагом, оказавшимся на земле вместе с нею.
Уолтер сразу же пустил галопом коня в ту сторону, куда упали птицы, и, перепрыгивая живые изгороди и канавы, быстро прискакал на то место, где победитель-сокол уже клевал мозг цапли.
С первого же взгляда молодой дворянин узнал в нем сокола прекрасной Аликс Грэнфтон. После этого — сокольничие и охотники еще не успели прискакать сюда — он спешился, надел на клюв цапли очень дорогой перстень с изумрудами и, окликнув по имени сокола, — тот немедленно взлетел ему на руку — снова поднялся в седло, догнал своих спутников и двинулся дальше, прибавив к посольству еще одно живое создание.
Но они не проехали и четверти льё, как услышали за спиной чей-то крик и, обернувшись, увидели, что к ним во весь опор скачет молодой человек; Уолтер сразу же признал Уильяма Монтегю, племянника графа Солсбери, и остановился, поджидая его.
— Милостивый государь, — издалека кричал ему юный бакалавр, полагая, что тот его слышит, — сокол графини Аликс Грэнфтон не продается, а посему соблаговолите вернуть его мне в обмен на это кольцо, что она посылает вам, не то, клянусь честью, я сумею силой отобрать его у вас.
— Дорогой мой паж, — холодно ответил Уолтер, — ты передашь своей госпоже, что я, отправившись в поездку, забыл взять своего сокола, как тебе известно, неразлучного спутника каждого благородного сеньора, и что я одалживаю у нее эту птицу, а свой перстень оставляю в залог того, что возвращу графине сокола. Теперь же, если прекрасная Аликс сочтет мой залог недостаточным, сам поезжай на мой соколиный двор и отбери для нее двух самых отменных кречетов, которых найдешь на насесте.
Тут, к великому своему изумлению, Гергард Дени, слышавший угрозы юного бакалавра, заметил, как тот побледнел и затрепетал при первых словах, с коими обратился к нему Уолтер, а когда тот закончил говорить, то этот столь грозный гонец почтительно поклонился и, даже не посмев сказать ни слова, с готовностью повиновался.
— Ну что ж, метр Гергард, в путь, — сказал Уолтер, казалось не заметив изумления попутчика. — Правда, мы с вами потеряли немного времени, но увидели прекрасную охоту, а я получил благородную птицу.
С этими словами он поднес губы к соколу, игриво протянувшему свою шейку, словно он уже привык к подобной ласке, и снова пустил коня вперед.
«Сомнений больше нет, — прошептал про себя юный бакалавр, поворачивая лошадь в ту сторону, где ждала его прекрасная Аликс, и с грустью глядя на дивный перстень, который ему поручили ей передать. — Все ясно: он любит ее!».
Что касается Уолтера, то это происшествие погрузило его в такую глубокую задумчивость, что он до самого постоялого двора, где ему предстояло провести ночь, ехал, не обменявшись ни словом с метром Гергардом Дени.
IV
На другой день оба наших путника поднялись чуть свет; оба, видимо, привыкли к этим утренним переездам: один, как солдат, другой, как человек среднего достатка; поэтому приготовления к отъезду они завершили с чистой воинской сноровкой, а когда солнце едва показалось на горизонте, уже снова были в пути. Примерно в четверти льё от постоялого двора, где они ночевали, дорога разделялась: одна вела на Харидж, другая — на Ярмут; Уолтер уже повернул коня на вторую дорогу, когда его спутник остановил свою лошадь.
— С вашего позволения, мессир, мы поедем по дороге на Харидж, — предложил Гергард Дени, — мне в этом городе нужно уладить кое-какие важные дела.
— Но я-то полагал, что в Ярмуте нам будет легче сесть на корабль, — возразил молодой дворянин.
— Но на менее надежный корабль, — ответил Гергард.
— Возможно, но, поскольку с этого берега ведет прямая линия в порт Слёйс, я полагал, что вы, как и я, предпочтете ее.
— Самая прямая линия, мессир, та, что ведет туда, куда мы хотим попасть, а если мы хотим в целости и сохранности добраться до Гента, то нам надо идти на Ньивпорт, а не на Слёйс.
— Почему же?
— Потому, что напротив этого города расположен некий остров Кадсан; он находится под охраной мессира Ги Фландрского, незаконнорожденного брата графа Людовика де Креси, нашего бывшего сеньора, dukere
[3]
Хэллоуина и мессира Иоанна Родосского, они его капитаны и сюзерены и, наверное, запросят с наших особ более богатый выкуп, коего не смогут им заплатить глава цеха ткачей и простой рыцарь.
