— Ты не должен плакать, мальчик. За тобой охотится Осмонд.
Скоро к нему присоединится и Морган. Очевидно… Очевидно, это как-то связано с
местом, откуда ты прибыл. Но возьми вот это. Если Паркус послал тебя ко мне,
значит, он хотел, чтобы я дал тебе это. Бери и иди.
В руке он держал значок. Джек помедлил и взял его. Значок
напоминал полудолларовую монетку, но был гораздо тяжелее — тяжелый, как золото,
хотя цвет его напоминал черненое серебро. На значке был выбит профиль Лауры де
Луизиан — он ужасно напоминал профиль его матери. Если отвлечься от таких несоответствий,
как форма носа и подбородка — это была его мать. Джек знал это. С другой
стороны значка было изображено животное с головой и крыльями орла и телом льва.
Казалось, оно смотрит на Джека. Это щекотало нервы, и он засунул значок в
карман, где уже лежала бутылка напитка Смотрителя.
— Зачем это? — спросил он Фаррена.
— Узнаешь, когда придет время, — ответил Капитан. — Или не
узнаешь никогда. В любом случае, я выполнил свой долг перед тобой. Скажи об
этом Паркусу, когда увидишь его.
Джек почувствовал, что его вновь охватывает ощущение
нереальности происходящего.
— Иди, сынок, — голос Фаррена дрожал. — Делай свое дело… или
хотя бы попытайся.
Левой, правой, левой, правой… Мальчик медленно двинулся по
дороге. Переступил через лужицу эля. Обошел фургон. Мухи собирались над
окровавленными трупами.
Дойдя до конца залитого элем участка дороги, он оглянулся…
но Капитан Фаррен уже шел в противоположную сторону — либо собираясь встретить
своих людей, либо не желая видеть Джека.
Он сунул руку в карман, нащупал данный ему Фарреном значок;
теперь он чувствовал себя несколько лучше. Держа его, как ребенок держит данную
ему на покупку конфеты монетку, Джек двинулся дальше.
Прошло около часа или двух, и Джек услышал то, что Капитан
охарактеризовал как «землетрясение». А может быть, прошло уже и четыре часа.
После захода солнца стало трудно ориентироваться во времени.
Джек шел и думал о Моргане. Ему не нравилось, что придется
войти в темный лес, нервы его были на пределе, но еще меньше ему нравилось то,
что дядя Морган может поймать его на дороге.
Поэтому он вслушивался во все звуки и старался держаться в
стороне от дороги. Вдруг он оступился и вскрикнул.
Он был совершенно одинок.
Ему хотелось покинуть Территории.
Волшебный напиток Смотрителя был хуже самого отвратительного
лекарства, но он охотно выпил бы его, если бы кто-нибудь — например, Смотритель
— оказался бы перед ним, когда он откроет глаза. Чувство надвигающейся
опасности внезапно охватило мальчика — чувство, что опасность таится в лесу, и
что сам лес это знает. Деревья тесно окружили дорогу. Среди них были незнакомые
Джеку, они напоминали гибрид ели и папоротника.
«Наш мальчик?» — шептались их листья над головой Джека. —
«Ты — НАШ мальчик?»
Все ты придумываешь, Джеки. Расслабься.
Деревья изменились. Казалось, они смотрят на него. Он начал
думать, что лес нарочно нагоняет на него страх.
В бутылке Смотрителя осталась половина ее содержимого. Этого
вполне хватит, чтобы вернуться в Соединенные Штаты. Но не хватит, если при
малейшем желании он будет отпивать по глоточку. Мысленно он прокручивал все,
что произошло с ним в Территориях. Сто пятьдесят футов здесь равно милям там.
Джек понял, что можно пройти более десяти миль здесь — и быть возле Нью-Хэмпшира
там. Это походило на сапоги-скороходы.
Деревья… их цепкие, тяжелые ветви…
«Когда начнет темнеть, — когда небо из голубого станет
пурпурным — я вернусь. В темноте я не пойду в этот лес. И если, глотнув
напиток, я окажусь в Индиане или в другом месте, во Лестер сможет прислать мне
еще одну бутылочку».
Думая об этом и радуясь, какой отличный план пришел ему в
голову, Джек внезапно понял, что до его слуха доносится топот множества копыт.
Запрокинув голову, он застыл посреди дороги. Глаза его
расширились, и со страшной скоростью перед глазами промелькнули две картины:
большой автомобиль (не «Мерседес»), двое женщин в нем — и фургон «ДИКОЕ ДИТЯ»,
сбивающий дядю Томми. Он увидел руки на руле фургона… но это были не руки.
Это были скорее когти.
«На полном скаку они производят шум, сравнимый с
землетрясением».
Теперь, слыша этот звук — он был еще далеко, но звучал
отчетливо — Джек удивился, как мог бы он спутать скрип какого-нибудь фургона с
приближением экипажа Моргана. Ошибиться было невозможно. Такой звук мог
произвести лишь катафалк, управляемый дьяволом.
Он замер, почти загипнотизированный, как кролик перед
удавом. Звук нарастал. Теперь Джек услышал и голос кучера:
— Ннн-ооо! Ннн-ооо! ННН-ООО!
Он стоял на дороге.
«Не могу пошевелиться, о Боже! Я не могу пошевелиться!
Мамочка-а-а-а!»
Он мысленно уже видел животных, больше похожих на
разъяренных тигров, чем на лошадей; видел стоящего на козлах кучера, его
развевающиеся волосы, его дикие, сумасшедшие глаза.
Они приближались.
Джек увидел себя убегающим.
Это помогло ему очнуться и прийти в себя. Он бросился бежать
в сторону от дороги, спотыкаясь, падая и поднимаясь. Его спину пронзила боль, и
Джек скривился, не останавливаясь.
Он вбежал в лес, сперва спрятавшись за черными деревьями,
похожими на банановые, которые он видел прошлым летом на Гавайях; потом Джек
переместился под большую сосну.
Звук становился все громче. Пальцы Джека вцепились в ствол.
Губы дрожали. И вот, когда Джеку показалось, что Морган никогда не появится —
мимо него галопом проскакала дюжина солдат. Один держал в руке знамя, но Джек
не успел прочитать вышитый на нем девиз… да и не очень стремился к этому. И вот
показался экипаж.
Он промелькнул за какие-то секунды, но Джеку они показались
вечностью. Гигантских размеров карета, не менее десяти футов высотой. Голову
каждой лошади в упряжке украшал черный плюмаж, развеваемый ветром.
Позже Джек подумал, что для каждой поездки Моргану нужна
новая упряжка, потому что загнанные лошади вряд ли могли пройти в таком же
темпе это расстояние. Их глаза были безумными, ярко сверкали белки.
В одном из окошек кареты вдруг показалось белое лицо. Это не
было лицо Моргана Слоута… но это было его лицо.
И владелец лица знал, что Джек — или какая-то другая
опасность — где-то здесь. Джек увидел это по тому, как расширились зрачки
пассажира и как внезапно сжались его губы.
