— Да, — согласился Апдайк, вновь включая свой калькулятор, —
не густо.
Его тон давал мальчику понять, что следует либо уходить,
либо соглашаться; других вариантов не было.
— Думаю, что этого будет достаточно, — решился Джек.
— Ну, тогда хорошо, — улыбнулся Апдайк. — Хотя нам следовало
бы познакомиться получше. От кого ты удираешь, и кто тебя ищет? — Глаза вновь
приобрели карий цвет; они тяжело смотрели из-под нахмуренных бровей. — Если
кто-то висит у тебя на хвосте, я бы не советовал ему совать нос в мои дела.
Джек был готов к подобному вопросу. Его сценарный дар
оставлял желать лучшего, но все же он сумел придумать запасную историю для
любопытствующих попутчиков. Сейчас пришел черед Истории № 2 — «Злой отчим».
— Я из маленького городка в Вермонте, — начал он. — Из
Фендервилля. Два года назад мои мама и папа развелись. Папа хотел отсудить
меня, но судья оставил меня с мамой. Большую часть времени они судились.
— Ерундой они занимались, — Смоки не отрывался от столбца
цифр, что-то подсчитывая с помощью калькулятора. Губы его беззвучно шевелились.
Но Джек был уверен, что Апдайк не пропускает ни слова из сказанного.
— Ну, а потом мой папа переехал в Чикаго, и нанялся там на
завод, — продолжал мальчик. — Почти каждую неделю он писал мне, а когда
вернулся в прошлом году, то Обри побил его. Обри — это…
— Твой отчим, — закончил за него Апдайк, и у Джека
округлились глаза от удивления. Голос Апдайка не выражал ни малейшей симпатии.
Наоборот, он звучал насмешливо, как если бы Смоки наперед знал все, что еще
расскажет Джек.
— Да, — сказал мальчик. — Моя мама вышла за него замуж
полтора года назад. Он часто бьет меня.
— Жаль, Джек. Очень жаль. — Глаза Апдайка излучали сарказм и
недоверие. — И теперь ты направляешься в Город-солнце, где намереваешься
счастливо зажить со своим отцом.
— Ну, во всяком случае, я надеюсь на это, — на Джека
внезапно снизошло вдохновение. — В одном я уверен твердо: мой настоящий папа
никогда не повесит меня за шею в туалете.
Он расстегнул воротник рубашки, чтобы показать Апдайку шрам.
Сейчас шрам побледнел; еще недавно он был пурпурно-красным. Это был след,
оставленный ему веткой, чуть не лишившей его жизни в том, другом мире.
Видя удивление в глазах Смоки Апдайка, он почувствовал
глубокое удовлетворение.
— Боже правый, мальчик! Это сделал твой отчим?! — Смоки чуть
не подскочил на месте.
— Да. Мне показалось тогда, что голова совсем оторвалась от
шеи. После чего я убежал.
— Не собирается ли он объявиться здесь?
Джек отрицательно покачал головой.
Смоки задержал на мальчике взгляд, потом выключил
калькулятор.
— Проводи меня в кладовую, парень.
— Зачем?
— Я хочу посмотреть, действительно ли ты сможешь сдвинуть
бочку с пивом с места. Если сумеешь это сделать, то получишь у меня работу.
К великой радости Смоки Апдайка, Джек доказал, что способен
сдвинуть бочку и выкатить ее в зал. Он сделал это даже с некоторой лихостью:
катя бочку, он умудрился вдобавок почесать себе нос.
— Неплохо, неплохо, — заявил Апдайк. — Ты не очень подходишь
для этой работенки по возрасту, но это не имеет значения.
Он объяснил мальчику, что работать придется с полудня до
часу ночи («Конечно, если ты не устанешь раньше!»). После закрытия ежедневно с
Джеком будет производиться расчет.
Они вышли в кладовую и встретили Лори. Темно-синие шорты
обтягивали ее мощные бедра, и голубая блузка едва прикрывала грудь. Длинные
белокурые волосы были стянуты в пучок; она курила «ПЭЛ-МЭЛ», фильтр сигареты
был вымазан губной помадой. На груди ее покоился большой серебряный крест.
— Это Джек, — сказал Смоки. — Ты можешь снять с окна
табличку о том, что мы ищем помощника.
— Беги отсюда, мальчик, — обратилась к Джеку Лори. —
Спасайся, пока не поздно.
— Закрой пасть!
— Только с твоей помощью.
Смоки влепил ей пощечину, которая вовсе не напоминала знак
проявления любви, и блондинка отлетела к стене. Джек вздрогнул и вспомнил звук
хлыста Осмонда.
— Настоящий мужчина, — пробормотала Лори… В глазах ее стояли
слезы, но в них также читалось удовлетворение: все обстояло так, как и должно
было быть.
Беспокойство Джека усиливалось. Оно почти переросло в страх.
— Не переживай, малыш, — Лори отвернулась к окну. — С тобой
все будет в порядке.
— Не малыш, а Джек, — поправил ее Смоки. Он вернулся на то
место, где еще недавно допрашивал мальчика, и продолжил свои подсчеты. — Малыш
— это ублюдок вонючей козы. Тебя что, не учили в школе? Сделай лучше парню пару
бутербродов. В четыре он приступит к работе.
Она сняла с окна табличку о найме на работу и спрятала ее за
шкаф, потом подмигнула Джеку.
Зазвонил телефон.
Все трое разом взглянули на него. Джеку показалось, что
время остановилось. Он хорошо успел рассмотреть, что Лори бледна — поэтому
следы от пощечины были особенно заметны. Он видел выражение жестокости на лице
Смоки Апдайка; вены на его руках вздулись. Он прочел табличку возле телефона:
ПОЖАЛУЙСТА, ОГРАНИЧЬТЕ ВАШИ РАЗГОВОРЫ ТРЕМЯ МИНУТАМИ!
Телефон все звонил и звонил в тишине.
Внезапно Джек с испугом подумал: «Это ко мне. Большое
расстояние… большое. БОЛЬШОЕ расстояние.» — Ответь же, Лори, — велел Апдайк. —
Ты что, окаменела?
Лори подошла к телефону.
— «Оутлийская пробка», — дрожащим голосом произнесла она,
потом вслушалась. — Алло? Алло?.. Ой, сорвалось.
Она повесила трубку.
— Ерунда. Это дети. Иногда они так развлекаются. Какие
бутерброды ты предпочитаешь, малыш?
— Джек! — рявкнул Апдайк.
— Хорошо, хорошо, Джек. Так какие же бутерброды ты
предпочитаешь, Джек?
Джек ответил. Блюдо с бутербродами немедленно появилось
перед ним. Мальчик принялся за еду, запивая ее стаканом молока. Настороженность
была побеждена чувством голода. «Дети, — сказала она. Дети».
Он еще долго с удивлением поглядывал на телефон.
В четыре часа дверь заведения распахнулась. Вошло несколько
мужчин в рабочей одежде. Лори заняла свое место за стойкой. Кое-кто из вошедших
поздоровался со Смоки. Большинство из них хотело выпить пива. Двое или трое
заказали коктейль «Русский черт». Один из них — Джек был уверен, что это член
«Клуба плохой погоды», — подошел к музыкальному автомату и стал выбирать
пластинку. Смоки велел мальчику включить автомат, потом взять швабру и вымыть
пол на танцевальной площадке. Мыть нужно было до блеска.
