Но мальчик не стал догонять их, хотя знал, что мог бы —
неожиданно он ощутил в себе небывалый прилив сил. Но он не хотел догонять их;
он хотел остаться один. Он…
Слепой принялся шарить рукой вокруг себя, собирая
рассыпанные монеты. Он складывал их в кепку. Дзинь!
До Джека донесся голос одной из принцесс:
— Почему ему вообще позволяют там находиться? Он такой
вульгарный!..
Другая ответила:
— Да, непонятно.
Джек присел на корточки и стал помогать старику собирать
монетки.
— Благодарствуй, добрый человек! — глухо бормотал слепой.
Джека морозило от его срывающегося дыхания. — Вот уж спасибо! Господь
вознаградит тебя!
Это был Смотритель.
Это не был Смотритель.
Мысль о том, как мало волшебного напитка осталось в бутылке,
заставила мальчика заговорить со стариком. Он не знал, хватит ли напитка, чтобы
вновь оказаться в Территориях, но он должен был спасти свою мать и добраться до
Талисмана.
— Смотритель?..
— Благодарствуем, от всей души! Господь не оставит тебя!
— Смотритель! Я — Джек!
— Здесь нет Смотрителей, мальчик. — Пальцы негра вновь
начали искать монетки. Одна рука нащупала центовую монету и быстро опустила ее
в кепку; другая неловко дотронулась до туфель проходящей мимо хорошо одетой
женщины. Ее лицо исказила гримаса, и дама заспешила от них.
Джек подобрал последнюю монетку. Это был серебряный доллар с
изображением статуи Свободы.
Из глаз Мальчика покатились слезы, оставляя дорожки на
грязных щеках. Он оплакивал Тильке, Вайлда, Хагена и Хайделя. Свою мать. Лауру
де Луизиан. Сына погонщика, лежащего мертвым под телегой. Но больше всего себя
— самого себя. Он устал странствовать по дорогам. Наверное, когда едешь в
«Кадиллаке», все представляется совсем иначе, но когда добираешься на попутках,
сочиняя Истории, когда должен унижаться перед каждым за кусок хлеба, — дорога
становится Дорогой Скорби. Джек смертельно устал… но ему нельзя плакать! Если
он будет плакать, то рак сожрет его мать, а дядя Морган убьет его самого.
— Я не думаю, что смогу сделать это, Смотритель, — шептал
он. — Не думаю…
Теперь слепой руками нащупывал Джека. Он уцепился за
запястья мальчика. Пальцы сжались, как тиски. Негр дышал Джеку в лицо; мальчик
прижался к его груди.
— Эй, парень! Я не знаю никакого Смотрителя, но, мне
кажется, ты возлагаешь на него большие надежды. Ты…
— Я теряю свою маму, Смотритель, — прошептал Джек. — Слоут
гонится за мной. Он говорил со мной по телефону. Но это еще не самое ужасное.
Самое ужасное произошло в Анголе… водонапорная башня… землетрясение… пятеро
человек…
«Я, я сделал это, я убил их, когда переносился в этот мир, я
убил их, как мой отец и дядя Морган убили тогда Джерри Блэдсо!»
Да, это было хуже всего. Он все сказал. Он подписал себе
приговор. Он — покойник.
— Эй-эй! — закричал негр. Он встряхнул Джека за плечи. — Ты
берешь на себя слишком большой груз. Сбрось с себя лишнюю тяжесть.
— Я убил их, — всхлипнул Джек. — Тильке, Вайлда, Хагена,
Дэви…
— Ну, если бы здесь оказался твой друг Смотритель, — заявил
чернокожий, — то кем бы он ни был, он наверняка сказал бы тебе, что ты не мог
этого сделать. Ни ты, и никто другой.
— Я убил…
— Взял ружье, приставил к их головам и спустил курок?
— Нет… землетрясение… я переносился…
— Ничего более глупого в жизни не слышал, — сказал негр.
Джек с любопытством взглянул на него, но тот отвернулся. Если он был слепым, то
не мог видеть полицейской машины, а ведь он смотрел именно на нее! — Ты слегка
не в своем уме. Сейчас ты сидишь со стариной Пролли, мелешь всякую чушь, а
потом тебе почудится, что ты и меня убил?
Старик рассмеялся.
— Смотритель…
— Нет здесь никаких Смотрителей, — старик обнажил в улыбке
желтые зубы. — Не стоит так волноваться.
— Но я не знаю, что произойдет, если я…
— Никто не знает, что произойдет, если что-то совершишь,
ясно? — бросил негр, который мог быть, а мог и не быть Смотрителем. — Нет,
никто не знает. Если приходят в голову такие мысли, не стоит вообще выходить из
дому. Я не знаю твоих проблем, мальчик, и не хочу знать. Можешь быть дурачком,
рассуждать о землетрясениях и все такое. Но раз ты помог собрать мои деньги и
ничего не украл — а я ведь по звуку сосчитал их, да! — я дам тебе добрый совет.
Он поможет тебе. Иногда люди погибают, потому что кто-то совершает что-то… но
если кто-то не делает это что-то, может погибнуть гораздо большее количество
людей. Ты меня понимаешь, сынок?
Солнце отразилось в темных стеклах очков.
Джек почувствовал, что напряжение спадает. Слепой говорит
странные вещи, но в его совете нет ничего подлого.
Подлостью было полученное им пять минут назад приказание
убираться домой.
— Может даже быть, — продолжил слепой, беря на гитаре
ре-минорный аккорд, — что это угодно Богу, как говаривала мне моя покойная
мамочка, а тебе — твоя мамочка, если она добрая христианка. Иногда мы думаем
одно, а делаем другое. Так написано в Библии. Что ты об этом скажешь, парень?
— Не знаю, — честно сознался Джек. Он был потрясен. Закрывая
глаза, он видел падающий со стены телефон…
— Мне кажется, ты немного выпил?
— Что? — удивленно спросил Джек; потом подумал: «Он говорит
о волшебном напитке. Как он догадался?» — Ты телепат, — негромко сказал
мальчик. — Верно? Тебя научили этому в Территориях, Смотритель?
— Ничего не понимаю, что ты говоришь, — сказал слепой, — но
глаза мои погасли сорок два года назад, и за эти сорок два года мои нос и уши
стали очень чуткими. Я почувствовал запах вина от тебя, сынок. Ты весь пропах
им. Ты что, мыл им голову?
Джек молчал, не в силах преодолеть растерянность. Ему только
и оставалось ощупывать горлышко пустой бутылки. Да, напиток был волшебным.
Всесильное волшебство. Но иногда оно убивает людей.
— Нет, я не пил, честно, — выдавил из себя Джек. — То, что у
меня было, почти закончилось. Оно… Я… Мне оно даже не понравилось! — В животе
от волнения что-то заурчало. — Но мне нужно еще! На всякий случай!
— Еще вина? Мальчику твоих лет? — Слепой негр рассмеялся и
сделал неопределенный жест рукой. — Тебе это не нужно. Никому не нужен яд, для
того, чтобы странствовать.
