Книга Приключения Джона Девиса, страница 49. Автор книги Александр Дюма

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Приключения Джона Девиса»

Cтраница 49

Шкипер пробормотал несколько невнятных слов.

— Но, — сказал один из пассажиров, — вы знаете, что боцман захворал в Скутари и что теперь здесь один шкипер в состоянии командовать.

— Плохая у вас память, Гаэтано! — вскричал Апостоли. — Неужели вы уже забыли, кто несколькими словами вывел нас из опасности, не меньше этой? В решительные минуты единственный спаситель, настоящий капитан тот, у кого больше мужества и знания; в мужестве у нас у всех нет недостатка, а знает дело только вот он один, — сказал Апостоли, указывая на меня.

— Да, да, правда! — закричали пассажиры. — Пусть английский офицер будет нашим капитаном.

— Господа, — отвечал я, — так как теперь не до учтивости, а дело о жизни или смерти, то я принимаю, но прежде должен сказать вам, что я намерен делать.

— Говорите, говорите! — закричали все в один голос.

— Я буду уходить, сколько можно, и, по легкости судна, надеюсь, что приведу вас в Скиро или Митилену, пока фелука нас еще не нагнала.

— Прекрасно! — закричали пассажиры.

— Но если это не удастся, и пираты нас нагонят, то я стану драться до последней крайности, и лучше взорву корабль, чем сдамся.

— Да, что же, — сказал Апостоли, — уж если умирать, то, конечно, лучше умирать сражаясь, чем когда бы нас повесили или побросали в море.

— Мы будем драться до последней капли крови! — закричали матросы. — Дайте нам только оружие!

— Молчать! — вскричал я. — Не вам решать это дело, а тем, у кого тут двойная выгода. Вы слышали, господа, что я сказал. Даю вам пять минут на размышление.

Я снова сел на прежнее место.

Пассажиры начали советоваться между собою; через несколько мгновений Апостоли привел их ко мне.

— Брат, — сказал он, — ты единогласно выбран в капитаны. Теперь наши руки, наше достояние, наша жизнь, все твое. Располагай ими, как хочешь.

— А меня, — сказал шкипер, подходя ко мне, — примите в лейтенанты и позвольте мне передавать ваши приказания, если только вы думаете, что я на это гожусь; а не то прикажите мне делать что угодно, я готов работать наравне с последним матросом.

— Браво! — закричали пассажиры и экипаж. — Ура, английский офицер! Ура, капитан!

— Хорошо, господа, я принимаю, — сказал я, подав руку шкиперу. — Теперь: смирно!

Все в минуту умолкли, ожидая моих приказаний.

— Подшкипер, — сказал я, обращаясь к штурману, который отправлял обе эти должности на «Прекрасной Левантинке», — разглядите, как далеко от нас пират?

Подшкипер сделал свой расчет и сказал:

— В двух милях ровнехонько.

— Точно так. Теперь мы посмотрим, каково «Прекрасная Левантинка» ведет себя во время опасности. Слушай! Поднять парус грот-брамстенги, малый крюйсель и лисели; по крайней мере у нас не останется ни лоскутика, который бы не был на ветру.

Экипаж повиновался с проворством и точностью, которые доказывали, что он понимает важность этой меры. Действительно, это были уже последние усилия корабля: если он и при такой прибавке парусов не уйдет от фелуки, то нам оставалось только готовиться к битве. Даже судно как будто понимало опасность, которая ему угрожала. Почувствовав давление новых парусов, оно еще более погнулось по ветру, до того, что с другой стороны показалась уже медная обшивка, и глубоко рассекало носом волны, которых пена попадала даже на палубу. Между тем, полагаясь на штурмана, я снова взял зрительную трубу и навел ее на фелуку; она тоже выставила все свои паруса, и по волнению воды около бортов видно было, что и гребцы не без дела. Весь наш экипаж и все пассажиры были на палубе, никто не шевелился, повсюду царствовала такая тишина, что слышен был даже малейший треск мачт, которые как будто предуведомляли меня, что опасно накладывать на них такую тяжесть; но я заранее решился не обращать внимания на эти предостережения и рисковал всем, чтобы спастись. Это тревожное состояние продолжалось уже с час, и никакого несчастного случая еще не было. Потом я опять велел штурману сделать расчет: мне казалось, что фелука немножко подальше от нас.

— Слава Тебе, Господи! — вскричал с радостью штурман, — ведь она отстает!

— На много ли? — спросил я тоже, начиная отдыхать.

— Правду сказать, больно не много. Он проверил свой расчет и прибавил:

— Около четверти мили.

— И это вам кажется мало! Четверть мили в час! Вы, право, ненасытны; я бы доволен был и половиной. Господа, теперь вы можете спокойно идти спать; завтра утром вы уже не увидите пирата… если только…

— Если только что? — повторил Апостоли.

— Если только, как иногда случается, ветер не стихнет часа через два после восхода солнца.

— А что же тогда? — спросили пассажиры.

— Тогда дело другое; тогда уже нечего думать о бегстве, а надо будет готовиться к битве. Во всяком случае, до четырех часов утра бояться нечего. До тех пор можете спать спокойно.

Пассажиры разошлись; Апостоли хотел было остаться со мною, но я упросил его уйти в каюту; душевное волнение было для него очень вредно, и у него началась сильная лихорадка, хотя сам он того не замечал. Поспорив немножко, он повиновался, как ребенок; так всегда кончалось сопротивление этого кроткого молодого человека, которого душа нисколько не лишилась своей юности, хотя он быстрыми шагами приближался к гробу.

— Теперь, — сказал я шкиперу, когда мы остались одни, — я думаю, можно послать половину экипажа спать; если ветер будет дуть все так же, то ребенок может управлять кораблем; а если ветер стихнет, то все люди понадобятся, а тогда не худо, чтобы они прежде хорошенько отдохнули.

— Все вахтенные под палубу! — закричал шкипер.

Минут через пять на палубе оставались уже только те, которые необходимо были нужны для работ.

«Прекрасная Левантинка» продолжала разрезать волны, как морская ласточка, потому что в то время дул береговой ветер, такой, какого только мог бы пожелать капитан, чтобы маневрировать кораблем. Что касается до фелуки, то в полчаса она отстала еще на четверть мили: поэтому можно было надеяться, что, если в атмосфере не произойдет никакой перемены, на другой день мы будем уже в каком-нибудь порте Архипелага.

Таким образом я быстро повысился в морской иерархии: из мичманов попал прямо в капитаны, и такова суетность человеческая, что я радовался этому повышению, забывая, что удостоился его на бедном купеческом судне, и что оно будет продолжаться только до тех пор, пока не пройдет опасность. Между тем новая моя обязанность сильно меня занимала, по крайней мере, прогоняла мрачные мысли, которые меня тяготили. Мне пришло в голову, почему бы мне не завести свой корабль, или просто яхту, чтобы путешествовать для своего удовольствия, или трехдечного судна, чтобы торговать с Индией и Новым Светом; таким образом я бы мог утолить жажду к деятельности, которая, как лихорадка, мучит молодых людей, и забыть изгнание, на которое добровольно обрек себя; притом, как мы тогда были в войне с Франциею, то, может быть, мне посчастливилось бы каким-нибудь блистательным подвигом заслужить прощение в моем преступлении, я вступил бы во флот в звании, приобретенном на поприще отца моего, сделался бы каким-нибудь Гоу или Нельсоном. Дивная вещь воображение! Оно строит мост через невозможное и наяву гуляет по садам таким очаровательным, каких и во сне никогда не привидится.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация