— Дело не в моей красоте, — сказала Диана, не опуская глаз.
— Вы ошибаетесь, — ответил Баррас, — дело как раз в ней. В великой битве, которую называют жизнью, красота досталась женщине не как обычный дар небес, который должен радовать ее возлюбленного или супруга, но как средство защиты и нападения.
— Продолжайте, — сказала Диана.
— У Соратников Иегу нет секретов от Кадудаля. Он — их истинный вождь, они подчиняются его приказам. Всех их он знает по именам.
— И что же? — спросила Диана.
— И что же? Нет ничего проще. Отправляйтесь в Бретань, найдите Кадудаля, скажите, что вы пострадали из-за преданности королю, и завоюйте его доверие. Вам это легко удастся. Кадудаль влюбится в вас, как только увидит, и в один прекрасный день вы узнаете имена тех, кого мы давно и безуспешно ищем. Сообщите эти имена нам, это все, что нам нужно. Вы будете отомщены. И если под вашим влиянием этот упрямый сектант склонится к ногам Республики, я уверяю вас, благодарность правительства не будет иметь границ…
Диана подняла руку:
— Осторожней, гражданин директор! Еще одно слово, и вы меня оскорбите.
Помолчав, она сказала:
— Мне нужен день, чтобы все обдумать.
— Не торопитесь, сударыня, — ответил Баррас, — я всегда буду к вашим услугам.
— Завтра я приду сюда в девять часов вечера, — сказала Диана.
И м-ль де Фаргас взяла со стола кинжал и письмо, убрала их за корсаж и простилась.
На следующий день в назначенный час Баррасу доложили о том, что м-ль де Фаргас пришла.
Он поспешил в розовый будуар.
— Итак, что вы решили, моя прекрасная Немезида? — спросил он.
— Я согласна, сударь. Но, как вы понимаете, мне нужна охранная грамота, которую я смогу при необходимости предъявить республиканцам. Не исключено, что в моей новой жизни мне случится попасть в плен, воюя против Республики. Вы ведь расстреливаете женщин и детей, это истребительная война, но это касается только Бога и вас. Я могу попасть в плен, но не хочу, чтобы меня расстреляли, прежде чем я отомщу.
— Я предвидел такую просьбу и, чтобы не задерживать ваш отъезд, заранее позаботился обо всех бумагах, которые могут вам понадобиться. Распоряжение генерала Гедувиля превратит ваших тюремщиков в ваших же защитников. С такой охранной грамотой вы сможете чувствовать себя совершенно свободно в Вандее и Бретани.
— Отлично, сударь! — воскликнула Диана. — Благодарю вас.
— Не будет ли с моей стороны нескромностью поинтересоваться, когда вы намерены выехать?
— Сегодня вечером карета будет ждать меня у решетки Люксембургского сада.
— Позвольте задать вам один деликатный вопрос. Мой долг обязывает меня сделать это.
— Слушаю вас, сударь.
— У вас есть деньги?
— В этой шкатулке шесть тысяч франков золотом, это больше, чем шестьдесят тысяч ассигнациями. Теперь вы убедились, что я могу вести мою собственную войну?
Баррас предложил руку прекрасной посетительнице, которая, казалось, не заметила этой любезности. Она сделала безупречный реверанс и исчезла.
— Что за очаровательный аспид, — сказал Баррас. — Не хотел бы я быть тем, кто разозлит ее.
XVI
МАДЕМУАЗЕЛЬ ДЕ ФАРГАС
Пути м-ль де Фаргас и Костера де Сен-Виктет случайно пересеклись неподалеку от деревни Ля Герш, то есть в трех лье от того места, где находился лагерь Кадудаля.
Костер де Сен-Виктор, один из самых элегантных кавалеров того времени, который соперничал с первым консулом Бонапартом, добиваясь благосклонности одной из красивейших актрис Франции
[62]
, увидел девушку, быстро ехавшую в открытой коляске, и, воспользовавшись тем, что на подъеме лошади пошли тише, нагнал ее. Ему было просто это сделать, так как сам он был верхом.
Сначала Диана отвечала незнакомцу с холодной сдержанностью, однако он так обходительно говорил с ней, в его приветствии и комплиментах чувствовалось такое благородство, что она оставалась холодна не дольше, чем этого требовали приличия.
Она путешествовала в совершенно неизвестном ей краю, где на каждом шагу могли подстерегать опасности, а всадник, пытавшийся завязать с ней знакомство, казалось, прекрасно знал эти места. Он мог оказаться полезен, указав, например, где искать Кадудаля.
Оба не открыли друг другу правды о себе. Костер де Сен-Виктор сказал, что его имя д'Аржантан, он — сборщик налогов из Даиана. Диана представилась как м-ль де Ротру, вдова начальника почты в Витре. После того, когда обмен ложными сведениями было окончен, настало время сказать правду. Дело было в том, что оба искали Кадудаля.
— Вы с ним знакомы? — спросил д'Аржантан.
— Я никогда не видела его, — отвечала Диана.
— В таком случае, сударыня, я буду счастлив предложить вам свои услуги, — сказал лже-д'Аржантан. — Кадудаль — мой близкий друг, сейчас мы приближаемся к тому месту, где должны встретиться с ним, и я полагаю, что вполне могу вам признаться, что собираю деньги не для государства, а для него. Если вам нужна рекомендация, сударыня, то я вдвойне счастлив, что случай, и я бы даже сказал, само провидение, способствовало нашей встрече.
— Откровенность за откровенность, — сказала Диана, — я такая же вдова из Витре, как вы сборщик налогов в Данане. Я последняя из семьи роялистов, мне нужно отомстить за гибель родных, и я еду наниматься на службу.
— В каком качестве? — спросил д'Аржантан.
— В качестве волонтера, — отвечала Диана.
Костер с изумлением посмотрел на нее и продолжал:
— В конце концов, в этом нет ничего необычного. У Дюмурье были в адъютантах сестры де Ферниг. Мы живем в такое странное время, когда нужно привыкнуть ко всему, даже к самому невероятному.
И больше он не задавал вопросов.
В Ля Герш им попался отряд республиканцев, направлявшийся в Витре. Спустившись по склону холма, на котором стояла Ля Герш, они увидели, что дорогу преграждают поваленные деревья.
— Черт побери! — сказал Костер. — Не удивлюсь, если по ту сторону баррикады мы найдем Жоржа.
Он остановился, сделал Диане знак последовать его примеру и прокричал один раз неясытью, другой раз совой. В ответ закаркал ворон.
— Друзья узнали нас. Но ждите здесь, я вернусь за вами.
Среди поваленных деревьев был расчищен проход, и Диана увидела, как ее попутчик бросился в объятия человека, который, судя по всему, и был Кадудалем. Кадудаль вышел за баррикаду и направился к Диане. Подойдя к коляске, он снял шляпу.
— Сударыня, — сказал он, — поедете ли вы своей дорогой или согласитесь оказать мне честь и примете мое приглашение, в любом случае прошу вас поторопиться. Меньше чем через час здесь будут республиканцы, а мы, как вы сами можете видеть, намерены оказать им теплый прием, — и он указал ей на баррикаду: — Полторы тысячи моих людей прячутся вокруг в зарослях и зададут такую музыку, которой вам, должно быть, не приходилось слышать раньше.
