Людовик XIII нахмурился.
— Ах, значит, этот Кефал, — сказал он, — муж неверной жены, с которой примирился вопреки ее неверности, это я?
— Да, государь, это вы, — невозмутимо ответил Россиньоль.
— Вы уверены?
— Еще бы! Впрочем, ваше величество сами увидите.
— На чем мы остановились?
— «Если Месье будет изгнан из Лувра, он сможет укрыться в Лотарингии. Герцог Карл IV предложит ему гостеприимство с большим удовольствием. Но здоровье Кефала…», то есть короля… На этом вы остановились, государь.
Король стал читать дальше.
— «… весьма ненадежно». Как! Весьма ненадежно?
— Это значит, что ваше величество больны, и очень больны, во всяком случае, по мнению герцога Лотарингского.
— Ах, значит, — побледнев, сказал король, — я болен, и очень болен!
Подойдя к зеркалу, он посмотрел на себя, поискал в карманах флакон с нюхательной солью, не найдя его, покачал головой и, сделав над собой усилие, взволнованным голосом стал читать дальше:
— «…почему бы в случае его смерти не выдать Прокриду…» Прокриду?
— Да, королеву, — ответил Россиньоль. — Прокрида была неверной женой Кефала.
— «… не выдать королеву за Юпитера?» За Месье? — воскликнул король.
— Да, государь, за Месье.
— За Месье!
Король вытер платком струившийся по лбу пот и продолжал:
— «Ходят слухи, что Оракул…»
— Господин кардинал.
— «… хочет избавиться от Прокриды и выдать Венеру…»
Король посмотрел на Россиньоля, который, отвечая королю, продолжал на все лады переворачивать бумагу, что была у него в руках.
— Венеру? — нетерпеливо переспросил король.
— Госпожу де Комбале, госпожу де Комбале, — быстро сказал Россиньоль.
— «… за Кефала,» — прочел король. — Меня женить на госпоже де Комбале? Меня? Откуда они это взяли?.. «Пока пусть Юпитер, то есть Месье, продолжает ухаживать за Гебой…»
— За принцессой Марией.
— «… притворяясь, что из-за этой страсти находится в крайнем разладе с Юноной».
— С королевой-матерью.
— «Важно, чтобы Оракул», то есть кардинал, «хоть он большой хитрец или, вернее, считает себя таковым, ошибался, думая, что Юпитер влюблен в Гебу». Подписано: «Минос».
— Карл Четвертый.
— Ах, — пробормотал король, — вот он, секрет этой великой любви, приносимой в жертву ради поста главного наместника! Ах, мое здоровье весьма ненадежно! Ах, когда я умру, мою вдову выдадут за моего брата! Но, слава Богу хоть я болен, и очень болен, как они говорят, но еще не умер. Значит, мой брат — заговорщик! И если заговор откроется, он сможет скрыться в Лотарингии у гостеприимного герцога! Разве Франция не в состоянии за один раз проглотить и Лотарингию, и ее герцога? Выходит, мало того, что она дала нам Гизов!
И, резко обернувшись к Россиньолю, он спросил:
— А как попало это письмо в руки господина кардинала?
— Оно было доверено господину Сенелю.
— Одному из моих медиков, — сказал Людовик XIII. — Воистину, у меня отличное окружение!
— Но, предвидя заговор между лотарингским и французским дворами, отец Жозеф подкупил камердинера господина Сенеля.
— Похоже, этот отец Жозеф — ловкий человек, — сказал король.
Россиньоль подмигнул.
— Тень господина кардинала, — сказал он.
— И что же сделал камердинер Сенеля?
— Украл письмо и передал ею нам.
— А что сделал Сенель?
— Поскольку он не успел еще отъехать далеко от Нанси, то вернулся и сказал герцогу, что по оплошности сжег его письмо вместе с другими бумагами. Герцог ничего не заподозрил и дал ему другое письмо — то, что получил его королевское высочество Месье.
— И что же ответил мой брат «Юпитер» мудрому «Миносу»? — спросил король с лихорадочным смехом, от которого его усы шевелились еще несколько мгновений, после того как он замолчал.
— Я еще не знаю. Его ответ у меня в руках.
— Как эта бумага, что вы держите, — его ответ?
— Да, государь.
— Дайте.
— Ваше величество ничего в нем не поймет, поскольку я сам еще ничего не понимаю.
— Почему?
— Потому что, когда первое письмо не дошло до адресата, они, боясь каких-либо неожиданностей, изобрели новый шифр.
Король взглянул на листок и прочел несколько совершенно непонятных слов:
«Astre se-Be-L’amb рады — L M + — Se — хочет быть se».
— И вы сможете узнать, что это значит?
— Я буду знать это завтра, государь.
— Это не почерк моего брата.
— Нет; на этот раз камердинер не решился украсть письмо, боясь, что его заподозрят, и удовольствовался тем, что снял копию.
— И когда это письмо было написано?
— Сегодня около полудня, государь.
— И вы уже успели снять копию?
— Отец Жозеф передал мне ее в два часа.
Король на мгновение задумался, затем обернулся к маленькому человечку, который, взяв у него из рук письмо, продолжал трудиться над разгадкой.
— Вы останетесь со мной, не правда ли, господин Россиньоль? — спросил он.
— Да, государь, пока это письмо не будет расшифровано.
— Как до тех пор, пока это письмо не будет расшифровано? Я полагал, что вы на службе у господина кардинала?
— Я действительно у него на службе, но лишь до тех пор, пока он министр. Перестав им быть, он больше во мне не нуждается.
— Но я нуждаюсь в вас.
— Государь, — сказал Россиньоль, покачав головой столь решительно, что очки его едва не упали, — завтра я покидаю Францию.
— Почему?
— Потому что, служа господину кардиналу, то есть вашему величеству, разгадывая шифры, изобретаемые заговорщиками, я нажил себе грозных врагов среди вельмож — врагов, от которых мог защитить меня один кардинал.
— А если я буду вашей защитой?
— У вашего величества будет такое намерение, но…
— Но?..
— Но не будет для этого власти.
— Что? — переспросил, нахмурясь, король.
— К тому же, — продолжал Россиньоль, — я всем обязан господину кардиналу. Я был бедным парнем из Альби; случаю было угодно, чтобы господин кардинал узнал о моем таланте расшифровщика. Он вызвал меня к себе, дал мне место в тысячу экю, потом в две тысячи, затем добавил по двадцать пистолей за каждое расшифрованное письмо, так что за десять лет, в течение которых я разгадывал не меньше одного-двух писем в неделю, я составил небольшое состояние и надежно поместил его.
