— Хорошо, — сказал король, глядя на него и пытаясь овладеть собой. — Какие дела у нас сегодня?
— Государь, граф де Ботрю прибыл из Испании и граф де Ла Салюди из Венеции.
— Что они должны были там делать?
— Мне это неизвестно, государь. Вчера я имел честь сказать вам, что посылал их господин кардинал, и добавил, что господин де Шарнасе должен также прибыть из Швеции сегодня вечером или самое позднее завтра.
— Вы сказали им, что кардинал больше не министр и что вместо него приму их я?
— Я передал им приказание его высокопреосвященства дать вашему величеству отчет в своей миссии, как они дали бы ему самому.
— Кто прибыл первым?
— Господин де Ботрю.
— Как только он будет здесь, пригласите его.
— Он уже здесь, государь.
— Тогда пусть войдет.
Шарпантье подошел к двери, что-то сказал вполголоса и посторонился, пропуская Ботрю.
Посол был в дорожном костюме; он извинился, что предстает в таком виде перед королем; но он полагал, что будет иметь дело с кардиналом де Ришелье, а, оказавшись в передней, не захотел заставлять ждать его величество.
— Господин де Ботрю, — сказал ему король, — я знаю, что господин кардинал очень вас ценит и считает искренним человеком; по его собственным словам, он предпочитает совесть одного Ботрю совести двух кардиналов де Берюлей.
— Надеюсь, государь, что я достоин доверия, которым меня почтил господин кардинал.
— И вы покажете себя достойным моего доверия, не правда ли, сударь, рассказав мне все, что рассказали бы ему.
— Все, государь? — спросил Ботрю, пристально глядя на короля.
— Все. Я добиваюсь правды и хочу знать ее всю.
— Так вот, государь, прежде всего, смените вашего посла де Фаржи: он, вместо того чтобы следовать инструкциям кардинала, направленным к славе и возвышению вашего величества, выполняет инструкции королевы-матери, имеющие целью унижение Франции.
— Мне уже говорили об этом. Хорошо, я подумаю. Видели вы графа-герцога Оливареса?
— Да, государь.
— Какое поручение у вас к нему было?
— Если возможно, закончить миром дело с Мантуей.
— И что же?
— Едва я заговорил с ним о делах, он в ответ повел меня в птичник его величества короля Филиппа Четвертого, где собраны любопытнейшие породы со всего света, и предложил послать несколько образчиков вашему величеству.
— По-моему, он насмехался над вами?
— И прежде всего, государь, над тем, кого я представлял.
— Сударь!
— Вы требовали от меня правды, государь. Я вам ее говорю. Угодно вам, чтобы я лгал? Я достаточно умен, чтобы сочинить приятную ложь взамен горькой правды.
— Нет, говорите правду, какой бы она ни была. Что думают о нашем походе в Италию?
— Над ним смеются, государь.
— Смеются? Разве не известно, что я его возглавлю?
— Известно, государь; но говорят, что королевы заставят вас изменить решение или что Месье будет командовать под вашим началом, а поскольку подчиняться будут только королевам и Месье, то с этим походом произойдет то же, что с экспедицией герцога Неверского.
— Ах, значит вот как думают в Мадриде?
— Да, государь, и настолько в этом уверены, что пишут дону Гонсалесу Кордовскому — я узнал это, подкупив одного из секретарей графа-герцога:
«Если войсками будут командовать король и Месье, не беспокойтесь ни о чем. Армия не преодолеет Сузского прохода. Но, если, напротив, руководить военными действиями будет кардинал под началом короля или без него, не пренебрегайте ничем и отправьте столько войск, сколько сможете, чтобы поддержать герцога Савойского».
— Вы уверены в том, что мне говорите?
— Совершенно уверен, государь.
Король снова принялся ходить по кабинету, опустив голову и, как всегда, когда он бывал чем-то сильно озабочен, надвинув шляпу на глаза; потом внезапно остановился и, пристально глядя на Ботрю, спросил:
— А слышали вы какие-нибудь разговоры о королеве?
— Только придворные пересуды.
— И что же было в этих придворных пересудах?
— Ничего, о чем можно было бы доложить вашему величеству.
— Все равно, я хочу знать.
— Клеветнические выдумки, государь. Не пачкайте ваш ум всей этой грязью.
— Говорю вам, сударь, — нетерпеливо сказал Людовик XIII и топнул ногой, — клевета это или правда, я хочу знать, что говорят о королеве?
Ботрю поклонился.
— Каждый верноподданный должен повиноваться приказу вашего величества.
— Ну, так повинуйтесь.
— Говорили, что, поскольку здоровье вашего величества ненадежно…
— Ненадежно… мое здоровье ненадежно! Они все на это надеются. Моя смерть для них якорь спасения. Продолжайте.
— Говорили, что, поскольку здоровье вашего величества ненадежно, королева примет меры, чтобы обеспечить себе…
Ботрю запнулся.
— Обеспечить себе что? — спросил король. — Говорите! Да говорите же!
— Чтобы обеспечить себе регентство.
— Но регентство может быть лишь в том случае, если есть наследник короны!
— Чтобы обеспечить себе регентство, — повторил Ботрю.
Король топнул ногой.
— Итак, там — как здесь, в Испании — как в Лотарингии; в Лотарингии — страх, в Испании — надежда; и в самом деле, королева-регентша — это Испания в Париже. Значит, Ботрю, вот что там говорят?
— Вы приказали мне говорить, государь. Я повиновался.
И Ботрю склонился перед королем.
— Вы хорошо сделали. Я сказал вам, что добиваюсь правды; я напал на ее след, и, будучи, слава Богу достаточно хорошим охотником, я пройду по нему до конца.
— Что будет угодно приказать вашему величеству?
— Отдыхайте, сударь, вы, должно быть, устали.
— Ваше величество не сказали, имел я счастье угодить королю или несчастье прогневить его.
Не скажу, что вы доставили мне удовольствие, господин Ботрю, но вы оказали мне услугу, а это стоит большего. Есть вакантное место государственного советника; позвольте считать, что у меня есть кого им наградить.
И Людовик XIII, сняв перчатку протянул руку для поцелуя чрезвычайному послу при Филиппе IV.
Ботрю, согласно этикет вышел пятясь, чтобы не поворачиваться спиной к королю.
— Итак, — прошептал король, оставшись один, — моя смерть стала надеждой, моя честь — игрушкой, наследование моей короны — лотереей. Мой брат вступит на престол лишь для того, чтобы продать и предать Францию; и моя мать — вдова Генриха Четвертого, вдова этого великого короля, которого убили, потому что он становился все более великим и его тень покрывала другие королевства, — моя мать ему в этом поможет. К счастью, — у короля вырвался резкий нервный смех, — к счастью, в момент моей смерти королева будет беременна, и таким образом все будет спасено. Как удачно, что я женат!
