— Что бы вы сказали, моя милая мечтательница, если бы узнали подлинную протяженность всех этих вращающихся вокруг нас миров, несравнимую с величиной земного шара?
— А вам она известна?
Граф улыбнулся и сказал:
— Я постигал астрономию у выдающегося учителя, итальянского профессора из Падуи, и он проникся ко мне такой симпатией, что посвятил в тайны, которые до сих пор не решается предать огласке, полагая, что они представляют угрозу для его безопасности.
— Неужели наука таит в себе столь рискованные загадки, друг мой?
— Да, если эти секреты вступают в противоречие со священными текстами!
— Прежде всего, надо верить! В набожных душах вера сильнее науки.
— Не забывайте, милая Изабелла, что вы говорите с сыном Генриха Четвертого, человека, не слишком хорошо обращенного в другую веру. Один из его заветов — не предсмертных, увы! Его смерть была слишком внезапной — гласил: «Не мешайте ребенку учиться, не мешайте ему познавать мир, а когда он выучится, предоставьте его свободной совести право выбирать себе веру».
— Разве вы не католик? — осведомилась Изабелла с некоторой тревогой.
— Успокойтесь, я католик, — ответил граф, — но мой наставник, будучи убежденным кальвинистом, приучил меня испытывать любую веру разумом и отрицать всякую религиозную теорию, как только она начинает во имя веры хотя бы отчасти посягать на разум. Таким образом, любое туманное учение, которое исповедующий его человек не в состоянии растолковать, внушает мне неприятие, но это не мешает мне обращаться к Богу, и, если со мной случится какое-нибудь страшное несчастье, я стану искать спасение в его бесконечной отцовской любви.
— Я могу вздохнуть с облегчением, — произнесла Изабелла с улыбкой, — ибо у меня возникло опасение, что передо мной язычник.
— Перед вами некто похуже, Изабелла. Язычник может переменить веру; мыслитель стремится к познанию и, познавая, то есть приближаясь к вечной истине, он удаляется от всяческой лжи. Во времена Филиппа Второго, милая Изабелла, меня, вероятно, сожгли бы на костре как еретика.
— О Боже! А что все-таки говорил вам тот итальянский ученый о звездах, на которые я смотрела?
— Кое-что, с чем вы не согласитесь, хотя, как мне кажется, это сущая правда.
— Друг мой, если вы будете что-либо утверждать, я не стану этого отрицать.
— Вы когда-нибудь жили на берегу моря?
— Я дважды была в Марселе.
— Какое время суток нравилось вам больше всего?
— Час заката.
— Разве вы не были тогда уверены, что именно солнце проделывает в небе путь и в конце дня погружается в море?
— Я до сих пор в этом уверена.
— Что ж! Вы ошибаетесь, Изабелла: Солнце неподвижно, а Земля движется.
— Это невозможно!
— Я же говорил, что вы со мной не согласитесь.
— Но если бы Земля двигалась, я бы это почувствовала.
— Нет, ибо окружающая нас среда движется вместе с ней.
— Однако, если бы Земля двигалась, мы бы все время видели Солнце.
— Вы правы, Изабелла, и ваш светлый ум, словно наука, указывает вам истинный путь. Дело в том, что Земля не только движется, но и вертится; например, в данную минуту Солнце освещает противоположную от нас сторону Земли.
— Но если бы это было правдой, мы находились бы вверх ногами и вниз головой.
— В некотором роде так оно и есть, но, как я уже говорил, атмосфера, окружающая Землю, не дает нам упасть.
— Я совсем вас не понимаю, Антуан; давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом, так как я не хочу сомневаться в ваших словах.
— О чем же мы станем говорить?
— О том, над чем я размышляла, когда вы ворвались в мои мысли.
— И над чем вы размышляли?
— Я спрашивала себя, не для того ли созданы все эти рассеянные над нами миры, чтобы наши души обитали там после смерти.
— Дорогая Изабелла, я не думал, что вы настолько честолюбивы.
— При чем тут честолюбие?
— Всею лишь две-три из этих планет меньше нашей: Венера, Меркурий и Луна — их только три; другие же больше Земли в восемьдесят, семьсот и даже тысячу четыреста раз.
— Я понимаю только, что Солнце занимает особое положение среди прочих светил: мы обязаны ему всем, вплоть до самой жизни, его тепло, сила и слава окружают и пронизывают нас. Оно заставляет биться не только наши сердца, но и сердце Земли.
— Дорогая Изабелла, вы с вашей поэтической душой и воображением выразились лучше, чем мой ученый итальянский наставник со всей его премудростью.
— И все же, — продолжала Изабелла, — каким образом эти блестящие точки, которые мы видим на небе, могут быть больше Земли?
— Я не говорю вам о планетах, недоступных нашему зрению из-за огромных расстояний, которые отделяют их от нас, например об Уране и Сатурне, но посмотрите на эту золотисто-желтую звезду!
— Я ее вижу.
— Это Юпитер; он превосходит Землю величиной в тысячу четыреста четырнадцать раз, и, кроме того, у него четыре луны, которые всегда озаряют его светом и дарят ему вечную весну.
— Почему же он кажется таким маленьким, в то время как Солнце — таким большим?
— На самом деле, Солнце в пять раз больше, чем Юпитер, но мы удалены от Солнца на тридцать восемь миллионов льё, а он — на двести миллионов льё; таким образом, Юпитер находится от нас на расстоянии ста шестидесяти двух миллионов льё.
— Кто же вам все это сказал, Антуан?
— Мой итальянский ученый.
— Как его зовут?
— Галилей.
— И вы верите в то, что он утверждает?
— Безусловно.
— Знаете, дорогой граф, ваши расстояния меня пугают, и я не думаю, что моя бедная душа еще когда-нибудь отважится на подобное путешествие!
— Если только у нас есть душа, Изабелла.
— Вы в этом сомневаетесь?
— Это еще отнюдь не доказано.
— Давайте не будем обсуждать данную тему: к счастью, не будучи столь сведущей, как вы, я верю, что у меня есть душа!
— Если вы верите в свою душу, я тоже попытаюсь поверить в свою.
— Допустим, наконец, что у вас есть душа и вы вольны после смерти выбрать для нее временное жилище либо вечную обитель. В какой из миров вы направили бы свою душу?
— А вы, милая Изабелла? Ну-ка, отвечайте!
— Я! Признаться, я отдаю предпочтение Луне — это планета несчастных влюбленных.
— В таком случае, дорогая Изабелла, вы сделали бы правильный выбор с точки зрения расстояния, ибо это ближайшая к нам планета — она находится всего лишь примерно в девяноста шести тысячах льё от Земли, но, скорее всего вашей душе там бы не понравилось.
