Книга Красный сфинкс, страница 23. Автор книги Александр Дюма

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Красный сфинкс»

Cтраница 23

Но если де Люинь не утратил доверия, а, наоборот, приобрел титул коннетабля, то все же труд его пропал даром или, во всяком случае, вознагражден был слишком поздно. Дофин, которому предстояло соревноваться в скорости появления на свет с первенцем герцогини Савойской, родился, несмотря на пылкие ожидания, лишь девять лет спустя, то есть в 1628 году. Аде Люиню не посчастливилось увидеть плоды посаженного им дерева: в 1621 году он умер от крапивной лихорадки. Эта смерть расчистила дорогу Марии Медичи. Возвращенная из ссылки, она вновь оказалась в Париже; она привезла с собой Ришелье и добилась включения его в состав Совета. Он уже год как был кардиналом, а через год ему предстояло стать первым министром.

С тех пор началось правление Ришелье. Объявив себя противником австрийской и испанской политики, он поссорился сразу с Анной Австрийской и Марией Медичи. С этого времени его преследует ненависть, окружают заговоры. У Марии Медичи, как у короля, есть свое министерство и тоже во главе с кардиналом: его зовут Берюль. Разница в том, что кардинал де Ришелье — человек гениальный, а кардинал де Берюль — дурак. Месье, которого Ришелье женил и которому, рассчитывая найти в нем поддержку, отдал огромное состояние мадемуазель де Монпансье, плетет против него заговоры. Создается тайный совет во главе с врачом Буваром, сменившим на посту королевского медика достойного доктора Эруара. С помощью Бувара Месье, наследующий Людовику XIII, если тот умрет бездетным, держит руку на пульсе больного, ибо Бувар, человек чисто испанской набожности, не вылезающий из церквей, беззаветно предан королевам. Ведь все знают, что этого мрачного короля изнуряет скука, мучают заботы; он чувствует, что его не только никто не любит, а наоборот, все ненавидят; врачи в соответствии с наукой того времени изводят его безжалостными слабительными; у него уже не остается крови, а ему каждый месяц делают кровопускания. Он в любую минуту может потерять сознание и покинуть этот мир в той же черной меланхолии, которая, сколько с нею ни боролись, составляет его жизнь. Если король умрет, Ришелье окажется во власти своих врагов и не позднее чем через сутки будет повещен. И все-таки, несмотря на эти надежды, Шале не терпится; он предлагает убить кардинала. Мария Медичи поддерживает это предложение; г-жа де Конти покупает кинжалы, а у доброй Анны Австрийской находится единственное возражение: «Он священник».

Что касается короля, то он со времени убийства Генриха IV ненавидит свою мать; со времени заговора Шале не доверяет своему брату; со времени любовной интриги королевы с Бекингемом, а особенно со времени скандала в амьенских садах презирает свою жену; он не любит ни ее, ни женщин вообще; у него нет ни одной добродетели Бурбонов и есть лишь половина пороков Валуа; со своей семьей он теперь холоднее и недоверчивее, чем когда-либо. Он знает, что итальянская война, затеваемая им — вернее, кардиналом, — совсем не по душе Марии Медичи, Гастону Орлеанскому и особенно Анне Австрийской, поскольку в действительности это война против Фердинанда II и Филиппа IV, а королева — наполовину австриячка, наполовину испанка.

Поэтому, когда, сославшись на сильную головную боль, она отказалась вечером присутствовать на балете в честь взятия Ла-Рошели, то есть в честь победы ее мужа над ее любовником, у Людовика XIII тотчас возникло подозрение, что она осталась у себя, затевая какую-то интригу. Весь вечер он смотрел не на танцоров и танцовщиц, а на королеву-мать и Гастона Орлеанского, чуть слышно обмениваясь с кардиналом, сидевшим в его ложе, замечаниями, не имевшими никакого отношения к хореографии. Когда балет кончился, он, вместо того чтобы вернуться к себе, решил пройти к королеве, не предупреждая о своем визите, чтобы застать ее на месте преступления, если таковое будет. Вот почему он, как мы видели, столь неожиданно, предшествуемый двумя пажами, сопровождаемый двумя фаворитами и Беренгеном, появился в прихожей королевы как раз в тот миг, когда граф де Море и его неизвестная проводница исчезли в соседней комнате.

Войдя к королеве, Людовик XIII через пять минут вышел от нее.

Вот что произошло за эти пять минут.

В тех случаях, когда король и королева ночевали под одной крышей, придворный этикет требовал — на случай супружеских поползновений, — чтобы двери в апартаментах королевы Франции на ночь не запирались. Поэтому король без труда в темноте и молчании отворил одну за другой три двери, отделявшие прихожую от спальни.

Войдя в спальню, он обежал быстрым взглядом самые темные углы и самые отдаленные закоулки.

Все было в полном порядке.

Королева спала, и само спокойствие этого сна могло свидетельствовать о ее невиновности; в то мгновение, когда Людовик XIII, более ревниво относящийся к своей королевской власти, чем к своим супружеским правам, отворил дверь и подошел к кровати, он мог услышать легкое и ровное дыхание.

Но у королев чуткий сон, и, хотя толстый фламандский ковер заглушал шаги августейшего супруга, дыхание спящей вдруг прервалось и рука чудесной формы и белизны отдернула полог. Голова, восхитительная в кокетливом ночном уборе, приподнялась на подушке, удивленные глаза устремились на неожиданного посетителя, и голос, полный удивления, произнес:

— Как, это вы, государь!

— Я, мадам, — холодно ответил король, обнажив, однако, голову, как полагается любому дворянину перед женщиной.

— Но какому счастливому случаю, — продолжала королева, — обязана я милости вашего визита?

— Вы прислали сказать мне, что нездоровы, мадам. Беспокоясь о вашем самочувствии, я решил навестить вас и сказать, что, по всей вероятности — если только вы не найдете возможным в свою очередь навестить меня, — не буду иметь удовольствия вас видеть ни завтра, ни послезавтра.

— Ваше величество едет на охоту? — спросила королева.

— Нет, мадам; но Бувар решил, что после всех этих праздников, которые меня так утомили, мне надо дать очистительное и пустить кровь. Очистительное мне дадут завтра, а кровь пустят послезавтра. Доброй ночи, мадам, и простите, что я разбудил вас. Да, кстати, кто дежурит возле вас этой ночью? Госпожа де Фаржи или госпожа де Шеврез?

— Ни та ни другая, государь: мадемуазель Изабелла де Лотрек.

— А, очень хорошо, — произнес король, словно это имя окончательно его успокоило. — Но где же она?

— В соседней комнате, спит на канапе одетая. Вашему величеству угодно, чтобы я ее позвала?

— Нет, благодарю вас. До свидания, мадам.

— До свидания, государь.

И Анна со вздохом сожаления — мнимого или действительного (мы, учитывая все обстоятельства, полагаем, что оно было скорее мнимым) — задернула полог и опустила голову на подушку.

Что касается Людовика XIII, то он надел шляпу, обвел комнату последним взглядом, таившим в себе остаток подозрения, и вышел, шепча:

— Нет, на этот раз кардинал ошибся.

Выйдя в прихожую, где его ждала свита, он сказал:

— Королева действительно очень больна. Следуйте за мной, господа!

И в том же порядке, как он появился, кортеж направился в апартаменты короля.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация