Речь кардинала де Берюля, казалось, произвела известное впечатление на совет. Он больше не возражал против войны, в пользу которой высказался король, но ставил под сомнение своевременность этой войны в данный трудный момент. К тому же приглашенные на совет военачальники — Бельгард, герцог Ангулемский, герцог де Гиз, Марийяк Шпага — были людьми уже немолодыми и стремились к войне, поскольку она давала шансы их честолюбию; им была нужна такая война, когда было бы больше опасностей, чем тягот, поскольку, чтобы пренебрегать тяготами, надо быть молодым, а чтобы пренебрегать опасностями, достаточно быть храбрым.
Кардинал де Ришелье поднялся.
— Я отвечу моему почтенному коллеге, — сказал он, — по всем пунктам. Да, хотя я не думаю, что его величество уже принял по этому поводу твердое решение, полагаю, что король намерен лично руководить кампанией. Его величество решит этот вопрос с присущей ему мудростью, и я опасаюсь лишь одного — что он принесет свои личные интересы в жертву интересам государства, как и подобает королю. Что касается тягот, которые предстоит вынести армии, то пусть кардинал де Берюль об этом не беспокоится: одна часть войск, доставленная морем, только что высадилась в Марселе и идет в Лион, где будет главный штаб; другая идет небольшими переходами через Францию, хорошо накормленная, хорошо расквартированная хорошо оплачиваемая; за месяц не было ни одного случая дезертирства, ибо, если солдат хорош накормлен, хорошо расквартирован, хорошо оплачен, он не дезертирует. Что касается трудностей, с каким столкнется армия при переходе через Альпы, то лучше поскорее встретиться с ними, поскорее вступить в борьбу с природой, чем дать нашим врагам время, чтобы проходы, а ими рассчитывает воспользоваться армия, ощетинились пушками и крепостями. Правда, что несколько дней назад я, к своему сожалению, отказал августейшей матери короля в пятидесяти тысячах ливров из ста тысяч, которые она оказала честь попросить у меня; но я позволил себе решиться на это сокращение лишь после того, как оно было представлено королю и тот его одобрил. Несмотря на этот отказ, говорящий вовсе не о нехватке денег, а о необходимости избегать ненужных расходов, мы располагаем финансами для ведения этой войны. Под мое честное слово и под залог моего личного имущества я нашел заём в шесть миллионов. Что касается дорог, то они давно изучены, ибо его величество, давно думавший об этой войне, приказал мне послать с этой целью кого-нибудь в дофине, Савойю и Пьемонт, и на основании работ, проведенных господином де Понтисом господин д’Эскюр, квартирмейстер королевских армий составил точную карту местности. Итак, все приготовления к войне сделаны; итак, деньги, необходимые для ведения войны, находятся в казне; и поскольку внешняя война, по мнению его величества, нужнее для славы его оружия и для удовлетворения его оскорбленной чести, нежели война внутренняя, не представляющая сейчас, когда Ла-Рошель взята, а Испания занята в Италии, большой опасности, я умоляю его величество соблаговолить принять решение о немедленном начале кампании и головой отвечаю за ее успех. Я тоже сказал.
И кардинал сел на место, взглядом приглашая короля Людовика XIII поддержать сделанное им предложение (оно, впрочем, казалось заранее согласованным между ним и королем).
Король не заставил ждать кардинала; едва тот сел и умолк, он простер руку над столом и сказал:
— Господа, мой министр господин кардинал де Ришелье сообщил вам мою волю. Война против господина герцога Савойского решена, и наше желание — не теряя времени, начать кампанию. Тем из вас, кто хочет попросить помощи в снаряжении, достаточно обратиться к господину кардиналу. Позже я сообщу, буду ли руководить кампанией сам, и кто в ней будет моим главным наместником.
Засим, поскольку цель совета достигнута, — добавил король, вставая, — я молю Бога, господа, чтобы он не оставил вас своей святой и благою защитой. Заседание совета закрывается.
И, поклонившись королеве-матери, Людовик XIII удалился в свои апартаменты.
Кардинал получил его согласие на два свои предложения — объявить войну герцогу Савойскому и начать кампанию немедленно; не было сомнений, что ему точно так же удастся осуществить третий замысел — обеспечить за собой руководство войной в Италии, подобно тому, как он добился руководства осадой Ла-Рошели.
Поэтому все столпились вокруг него с поздравлениями; даже хранитель печатей Марийяк, который, участвуя в заговорах королев, старался сохранить видимость нейтралитета.
Мария Медичи, гневно стиснув зубы и нахмурясь, тоже удалилась, сопровождаемая только Берюлем и Вотье.
— Кажется, — заметила она, — мы можем сказать, как Франциск Первый после битвы при Павии: «Все потеряно, кроме чести!»
— Ну, нет, — возразил Вотье, — наоборот, ничто не потеряно, пока король не назначил господина де Ришелье своим главным наместником.
— Но разве вы не видите, — сказала королева-мать, — что в мыслях короля он уже главный наместник?
— Возможно, — отвечал Вотье, — но в действительности еще нет.
— У вас есть средство помешать этому назначению? — спросила Мария Медичи.
— Вероятно, — ответил Вотье, — но мне нужно сию же минуту увидеться с монсеньером герцогом Орлеанским.
— Я схожу за ним, — сказал Берюль, — и приведу его к вам.
— Ступайте, — сказала королева-мать, — не теряйте времени.
Затем, обернувшись к Вотье, она спросила:
— И что это за средство?
— Я скажу это вашему величеству, когда мы будем в таком месте, где нас не смогут ни слушать, ни слышать.
— Так идемте скорее.
И королева со своим советником устремилась в коридор, ведущий к ее личным апартаментам.
(1) Возможно, читатели найдут эту главу несколько длинной и несколько холодной; но наше уважение к историческим фактам заставило нас воспроизвести во всех деталях это важное заседание, состоявшееся в Люксембургском дворце и принявшее решение о войне в Италии, а также привести тексты речей обоих кардиналов. Создавал исторический роман, мы считаем своей задачей не только развлечь тех читателей, кто обладает знаниями, но и просветить тех, у кого этих знаний нет; собственно, для них мы прежде всего и пишем. (Примеч. автора.)
VIII. СРЕДСТВО ВОТЬЕ
Хотя у короля были собственные апартаменты в резиденции королевы-матери, то есть в Люксембургском дворце, он вернулся в Лувр, чтобы избежать неминуемого, как ему было понятно, натиска обеих королев.
И действительно, возвратившись к себе, Мария Медичи с величайшим вниманием выслушала и одобрила проект, изложенный Вотье; но прежде чем прибегнуть к этому средству, она решила предпринять последнюю попытку воздействовать на сына.
Что касается Людовика XIII, то он, как мы сказали, вернулся к себе и, едва войдя, велел позвать л’Анжели.
Но сначала он спросил, не говорил ли и не передавал ли чего-нибудь г-н Барада.
Барада хранил полнейшее молчание.
