— Бесчувственный циник! — пробормотала королева. — Слышишь, что он говорит? Я думаю, если бы ему не стало над кем издеваться, он бы издевался над самим собой.
— А, черт! — продолжал король. — Недолгой же была беседа: вон Караччоло уже спускается в ял. Минут через десять он будет здесь. Так вы удостоите нас своего присутствия на Государственном совете, сударыня? Как вам известно, это ваше право с тех пор, как вы подарили королевскому дому наследника. Используя это право, вы даже добились ухода Тануччи, он же был за союз с Францией, а вас тянет к Австрии. Эх, будь он здесь, уж он-то дал бы нам добрый совет!
И король удалился, покачивая головой и приговаривая:
— Бедный Тануччи!
LV
Признаться, я была ошеломлена. Я прекрасно знала, что король Неаполя мало заботится о своем собственном достоинстве, но все же не думала, что эта беззаботность доходит до такой степени.
Я обернулась к королеве:
— Вы туда пойдете, государыня?
— О да, конечно, пойду! — отвечала она. — И даже возьму тебя с собой.
— Меня, государыня? Но в каком качестве?
— Ты пойдешь туда! — повторила королева нетерпеливо. — Я хочу, чтобы ты потом имела возможность подробно описать сэру Уильяму, как обстоят дела и что за люди король и королева.
Я не нашла, что возразить: это уже было не приглашение, а приказ. Итак, я последовала за королевой, и пять минут спустя мы вошли в зал заседаний. Государственный совет состоял из генерала Актона, Карло де Марко, Фердинанда Коррадино, Саверио Симонетти и Луиджи Медичи, нового регента Викариа. Король, по обыкновению, председательствовал, но я уже описывала, каким образом он это обычно делал, появляясь и исчезая по собственной прихоти.
Фердинанд хорошо высчитал, сколько времени потребуется капитану Караччоло, чтобы возвратиться с французского флагманского корабля: едва лишь королева заняла свое место за столом напротив короля, а я присела в уголке, как дверь отворилась и нам объявили о прибытии посланца.
Тогда впервые я увидела человека, в гибели которого я столь жестоко приняла участие семь лет спустя. Караччоло, в ту пору сорокалетний, оказался человеком с черными глазами и резкими чертами лица. В нем чувствовалась властная суровость, повадка патриция, и действительно, он был князем или, сказать точнее, он был из князей Караччоло, игравших столь большую роль в гражданских войнах Неаполя. Один из них, Серджиани, любовник королевы Джованны II, был убит в Кастель Капуано — то было возмездие за пощечину, которую он в порыве ярости осмелился дать своей царственной возлюбленной.
Войдя, Караччоло огляделся, с видимым изумлением заметил присутствие на Совете двух женщин, к тому же одна из них была иностранка, и, отвесив глубокий поклон, застыл, не произнеся ни слова.
— Ну, что там? — нетерпеливо вскричал Фердинанд.
— Король приказывает мне говорить? — переспросил Караччоло.
— Тебе что, нужно особое приказание, чтобы дать ответ на мой вопрос?
— Его величество был один, когда посылал меня…
— Да, — перебила королева, — а теперь он уже не один, но я полагаю, что те, перед кем вы сейчас предстали, вам знакомы.
— Я имею честь быть знаком с их величествами и их превосходительствами, но не имею чести знать эту госпожу, — с твердостью возразил Караччоло.
— Эта госпожа моя близкая подруга, — сказала королева.
— Такое звание достойно всяческого почтения, государыня, — продолжал князь с поклоном, — однако когда речь идет о делах государственной важности…
— Не угодно ли вам приказать капитану Караччоло говорить? — обратилась королева к министру Актону. — Возможно, ваше распоряжение окажется в его глазах более весомым, чем те, что исходили от короля и от меня.
— Да полно, говори же! — сказал король.
— Государь, — начал Караччоло, — командующий французской эскадрой не кто иной, как адмирал де Латуш-Тревиль.
— Это еще что за адмирал де Латуш-Тревиль? — спросил Фердинанд.
— Один из лучших моряков Франции, государь. В тысяча семьсот восемьдесят первом году именно он вместе с капитаном Лаперузом — Лаперуз тогда командовал «Астреей», а Латуш-Тревиль «Гермионой» — выдержал пятичасовое сражение с четырьмя английскими фрегатами и двумя корветами и, несмотря на численное превосходство противника, с честью вышел из схватки.
— А сюда он зачем пожаловал?
— Он отказался открыть мне свои намерения, государь. Но сказал, что через час он пришлет к вам своего старшего помощника и тот даст все необходимые объяснения.
— Что ж, — сказал король, — давайте подождем объяснений господина… виноват, я ошибся — гражданина Латуш-Тревиля.
— Боюсь, государь, — заметил Актон, — что нам грозит спектакль, подобный тому, что разыгрался в порту Неаполя в начале царствования августейшего родителя вашего величества. Адмирал Мартин прибыл тогда от имени Англии и Австрии указать здешнему правительству, что ему следует сохранять нейтралитет в итальянской войне.
— Да, да, — заметил Фердинанд, — и офицер, которому было поручено вести переговоры от имени коммодора, даже повел себя ужасно дерзко: вытащил из кармана часы, сверил их со стенными — кстати, они и поныне на прежнем месте — и дал королю два часа на то, чтобы подписать договор о нейтралитете и приказать Монтемару возвратиться со своим войском в пределы королевства.
— И как же поступил король, ваш отец? — спросила королева.
— Черт возьми! — отвечал Фердинанд. — Поступил так, как требовала Англия.
— Но, государь, — вскричал Караччоло, забыв, что его мнения никто не спрашивал, — ведь в то время город был совершенно беззащитен: ни оборонительных укреплений, ни гарнизона, ни запасов продовольствия! И при дворе тогда не было военных, а министры оказались слишком робки, теперь же…
— Помолчи! — сказал король. — Тебя не спрашивали!
— Напротив, продолжайте! — вмешалась королева. — Мы хотим знать обстоятельства дела.
Затем, повернувшись к королю, она прибавила:
— Вы позволите, не правда ли, государь?
— Вы прекрасно знаете, что я позволю все, — отвечал Фердинанд, — и это, впрочем, уж будьте уверены, отнюдь не помешает мне поступать по собственному усмотрению.
С этими словами он поднялся и вышел.
— Итак, сударь, — королева повернулась к Караччоло, — вы сказали: «Теперь же…»
— Теперь же, — продолжал капитан, — город обильно оснащен пушками, войсками, оружием и военными припасами. Умело направленным огнем пушек Кастель делл’Ово и Кастель Нуово можно заставить французские суда отойти от города на расстояние полета ядра.
— Король утверждает, что наш порох никуда не годится, — сказала королева.
— Что ж, государыня, — отвечал Караччоло, — тогда попробуем абордаж. Пусть мне дадут в порту три сотни лодок, я их сам возглавлю, и мы атакуем флагманский корабль.
