Книга Воспоминания фаворитки [= Исповедь фаворитки ], страница 85. Автор книги Александр Дюма

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Воспоминания фаворитки [= Исповедь фаворитки ]»

Cтраница 85

— Король, государыня? — встревожилась я и вскочила. — Я, как вы имели случай убедиться, малосведуща в том, что касается этикета — так что мне сейчас делать?

— Как что? Конечно, остаться. К тому же его величество никогда не приходит надолго; наши сцепляющиеся атомы, как говорил покойный Декарт, все никак еще не сцепятся.

В тот же миг дверь открылась и, шумно топая, вошел король.

Впрочем, это только так говорилось: «король», и мне чрезвычайно повезло, что ее величество предупредила меня, сказав, что узнала походку короля, ибо в том похожем на крестьянина человеке, который вторгся в покои Марии Каролины, я никогда не угадала бы монарха.

Представьте себе еще молодого высокого мужчину, довольно хорошо сложенного, несмотря на слишком крупные руки и слишком большие ноги, обутого в охотничьи сапоги с кожаными гетрами; он был облачен в замшевый жилет, бархатные кюлоты и куртку; его загорелое лицо с покатым лбом, безвольным подбородком и огромным носом, придававшим ему сходство не столько с орлом, сколько с попугаем, было увенчано прической на манер собачьих ушей, с косицей, похожей на корень козлобородника; в руках он сжимал лапки трех отчаянно клохтавших индеек, бивших крыльями, а если ко всему прибавить жесты простолюдина, грубоватую речь — портрет короля Фердинанда IV будет завершен.

— О Господи! — вздохнула королева. — Что это вам взбрело в голову, сударь? Я уже привыкла наблюдать, как вы возвращаетесь в комнаты прямо с охоты, однако, сегодня, по-моему, вы придумали кое-что получше и явились прямо из птичника?

— Ах, моя дражайшая наставница, — воскликнул Фердинанд, обращаясь к ней так, как привык именовать ее в часы хорошего настроения (ведь именно она почти в буквальном смысле научила его читать и писать), — не вы ли говорили мне частенько, что, не будь я королем, я не смог бы заработать себе на хлеб насущный? Вот я и решился доказать вам обратное. Вы только посмотрите на этих прекрасных индеек.

— Смотрю.

— Окажите мне удовольствие, пощупайте их.

— Извольте, сударь.

— А теперь ваша очередь, миледи.

И он сунул их мне под нос. Я не знала, как поступить, и замешкалась.

— Пощупайте, пощупайте! — добродушно настаивал он. — Поскольку вам предстоит отведать их за обедом, нет ничего дурного в том, чтобы заранее убедиться, что они достаточно жирны. Надеюсь, сэр Уильям будет у нас к обеду?

— Он будет иметь честь прибыть по приглашению вашего величества.

— И не прогадает! Ведь ему подадут индеек, которых я добыл.

— Однако же, сударь, — с видимым нетерпением вскричала королева, — закончите, наконец, историю этих несчастных птиц!

— Вы можете сказать и мою историю, наши пути так сплелись, что их не различить. Представьте себе: прогуливаюсь я накануне вечером в саду и встречается мне бедная женщина; она останавливает меня и говорит:

«Сударь, мне сказывали, что если я стану здесь, то попадусь на глаза королю, когда он будет прогуливаться. Не знаете, скоро ли он покажется?»

А я ей и отвечаю: «Весьма вероятно, что скоро, добрая женщина».

Она же не отстает от меня и все допытывается: «А как он будет одет, чтобы мне его признать?»

Сначала я подумал, не описать ли мне внешность какого-нибудь Сан Марко или Асколи, но мне вздумалось идти до конца.

«Послушайте, — сказал я ей. — Поскольку король далеко не каждый день прогуливается здесь, а значит, вы можете без толку прождать его до самой темноты, поступим иначе: если у вас есть к нему какая-нибудь просьба, изложите ее мне, а я обязуюсь передать ему».

«Я была бы вам премного благодарна, — говорит тут эта женщина. — Я всего лишь бедная вдова, и у меня ничего нет, кроме трех индеек, однако если вы сдержите слово, я отдам их вам».

«А они жирные?» — осведомляюсь я, ибо, как вы сами понимаете, мне было бы нежелательно покупать кота в мешке.

«Жирные, как гуси, сударь мой!» — заверяет она.

«Тогда по рукам. Приходите завтра с вашими тремя индейками. Прошение у вас с собой?»

«Да!»

«Так дайте его мне… Завтра я принесу его вам с королевской подписью. Я вручу вам вашу бумагу, вы мне дадите индеек — и мы будем в расчете».

«Значит, ты мне, я тебе?»

«Именно так: ты мне, я тебе!» — говорю я.

Как вы понимаете, я решил не уклоняться от повторной встречи: поставил там своего человека поджидать старушку, и на следующий день он мне докладывает: «Там пришла крестьянка с тремя индейками». Я спускаюсь к ней, вручаю ей заблаговременно подписанное мною прошение, а она мне — три индейки. Бедняжка, боюсь, что напрасно она пустила на ветер все свое достояние.

— Это почему?

— Потому что судьи навряд ли примут во внимание мои пожелания. Но на сей раз я исполнен решимости пойти на все — вплоть до государственного переворота, — чтобы к бедной вдове отнеслись со всей справедливостью… разумеется, если индейки придутся нам по вкусу!

И король, хохоча, вышел вон, держа в руках трех индеек, с намерением собственноручно отнести их повару.

Королева проводила его взглядом, исполненным, как мне показалось, едва прикрытого презрения, а затем вновь обратилась ко мне:

— Вы все видели сами, — сказала она. — Мне тут нечего прибавить.

Невольно я пригляделась к ней попристальнее.

Она действительно выглядела на свои тридцать семь лет, так что в ее облике красота зрелой матроны уже занимала место красоты молодой женщины; как и большинство северянок, она была светлокожей, с чудесными белокурыми волосами и голубыми глазами, способными передавать все оттенки чувств — от нежнейшей любви до жесточайшей ненависти (в последнем случае ее лицо начинало дышать такой суровой непреклонностью, какой никто не мог бы от него ожидать). Ее нос был прям и изящен, однако рот, хотя и прелестный, несколько портила выдающаяся вперед нижняя губа, свойственная всем принцессам австрийского правящего дома. Зато плечи, руки, пальцы были великолепны, однако привычка держать себя с царственным величием сковывала каждое движение королевы и похищала у нее немалую долю ее женского очарования. Итальянцы, как я уже упоминала, изобрели особое слово для определения такого рода пленительной непосредственности, какой не хватает коренным обитательницам полуострова: morbidezza; достаточно поглядеть на грациозно-беспечных креолок, чтобы лучше понять, что, собственно, они называют этим словом. Пока я ее разглядывала, королева со своей стороны изучала меня не менее пристально. Одна и та же мысль одновременно пришла нам в голову, и мы обе прыснули со смеху; ее рука обняла мою талию, она прижала меня к себе и поцеловала так страстно, как это более пристало бы возлюбленному, нежели подруге.

Я вздрогнула. Ее обращение со мной вдруг напомнило мне повадки мисс Арабеллы.

На обед мы отведали индеек, из которых приготовили жаркое и паштет. Птицы были жирны, но жестки — это объяснялось тем, что король не пожелал подождать несколько дней, чтобы птица достигла надлежащего состояния.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация