Книга Воспоминания фаворитки [= Исповедь фаворитки ], страница 88. Автор книги Александр Дюма

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Воспоминания фаворитки [= Исповедь фаворитки ]»

Cтраница 88

Одной из причин, приводивших Каролину в отчаяние и заставивших почти совсем отказаться от посещений театра, было поведение короля в антрактах, когда он начинал прикидываться шутом, выставляя себя на посмешище черни.

Между оперой и балетом ему приносили в ложу ужин; одним из неизменных блюд этого ужина были макароны; взяв тарелку, король приближался с ней к барьеру ложи и, большой любитель неаполитанских макарон, под бурные рукоплескания партера начинал с ужимками и жестами пульчинеллы заглатывать их целиком, помогая себе руками и пренебрегая вилкой, не забывая отвешивать поклоны аплодирующей публике.

Королеве сначала казалось, что она приобрела над ним куда большую власть, чем то было на самом деле или чем ей удалось завоевать впоследствии. Однажды, разгневавшись на герцога д’Альтавиллу, фаворита Фердинанда, она набросилась на этого господина с бранью, обвинив его в том, что он входит в доверие к королю, используя для этого средства, недостойные порядочного человека. Герцог, чья честь была чувствительно задета, пожаловался государю на оскорбление, нанесенное королевой, и просил позволения удалиться к себе в поместье. Король, взбешенный поведением своей жены, явился к ней и стал резко упрекать ее; она же, вместо того чтобы успокоить, разозлила его своими ответами еще больше, даже настолько, что их спор закончился увесистой оплеухой, от которой щека королевы дня на три-четыре покрылась голубоватым мраморным налетом.

Тогда она решилась уподобиться разгневанному Ахиллу, удалившемуся в свой шатер; однако король проявил твердость, и королеве пришлось смириться, притом до такой степени, чтобы умолять герцога д’Альтавиллу помочь ей вновь снискать милость государя. К счастью, император Иосиф, в то время путешествующий по Италии, прибыв в Неаполь, сумел помирить супругов.

Некоторое время король принимал близко к сердцу презрительные выпады королевы, но вскоре решил, что сможет найти себе утешения и помимо нее. Это для Каролины оказалось неприятным сюрпризом, и она стала искать повод и способ восстановить утраченное влияние на мужа.

Страстный охотник, о чем я уже упоминала, Фердинанд редко пропускал хотя бы день, не отправившись на охоту. Притом в каждом из его лесных угодьев были построены просторные хижины, изнутри меблированные безыскусно, но с удобством; когда он заходил туда словно бы затем, чтобы немного отдохнуть, он неизменно находил там какую-нибудь смазливую крестьяночку в красивом местном наряде, ожидавшую лишь возможности доставить удовольствие его величеству. Он только весьма настойчиво напоминал своим усердным слугам, чтобы они вели себя осмотрительно, ибо королеве ни в коем случае не следует знать об этих любовных подробностях его охотничьих приключений.

— Ба! — сказал ему однажды слуга, пользовавшийся правом говорить со своим господином открыто. — К чему все эти тайны? Ведь королева со своей стороны делает то же самое, да, может, кто знает, еще и побольше вас.

— Замолчи! — перебил король. — Замолчи, и пусть ее! Это обновляет породу.

Ныне, когда я, согласно данному обещанию, должна рассказывать всю правду, не скрывая ничего, могу признаться, что старый слуга не лгал: королева, первым любовником которой был князь Караманико, потом остановила свой выбор на Актоне и одновременно, что заботило Актона не более, чем Потемкина — увлечения Екатерины II, приблизила к себе герцога делла Реджина, в самом имени которого, казалось, уже заключалось пророчество подобной судьбы; был еще Пио де Анчени, если не создавший, то, по крайней мере, усовершенствовавший итальянский балет. Ей, как Екатерине Великой, хотелось одаривать своих возлюбленных, но она была не так богата, и потому подобная щедрость разоряла ее — она вечно оставалась без единого дуката.

Но вернемся к королю.

Несмотря на его охотничьи привалы, время от времени король мимоходом прельщался дамами — придворными или еще какими-нибудь. Каролина не ревновала своего мужа: он не только не был ею любим, но внушал ей презрение, но, тем не менее, она опасалась, как бы какая-нибудь из этих прелестниц, оказавшись особенно ловкой, не лишила ее той власти, которую она ни за что не пожелала бы выпустить из своих рук. Поэтому временами она с чисто женской ловкостью и настойчивостью выведывала любовные секреты мужа и мстила соперницам. Так, после нескольких месяцев близости с герцогиней Лючиано король признался в этой интрижке Марии Каролине; та отправила герцогиню в ссылку, в ее поместье; тогда, переодевшись в мужское платье, герцогиня подстерегла короля, когда он ехал куда-то, и осыпала его упреками. Король, безоружный перед ней, так же как он был безоружен перед королевой, признался, что виноват, но герцогине все же пришлось вернуться к себе в поместье, где она все еще пребывала ко времени моего приезда в Неаполь.

Такая же судьба, хотя по совершенно противоположной причине, постигла герцогиню Кассано Серра. Фердинанд увлекся ею всерьез, но, несмотря на все его настойчивые ухаживания, она упорно отказывалась уступить ему. Король пожаловался жене на ее несговорчивость, и королева нашла средство удалить герцогиню Кассано от двора за избыток благоразумия, подобно тому как изгнала герцогиню Лючиано за недостаток его.

Увы! Бедной герцогине пришлось расплатиться за добродетель вдвое дороже, чем другая расплатилась бы за свои грехи. На свое несчастье, она была возвращена из изгнания в 1799 году…

Я уже говорила, что князь де Сан Никандро был принужден сделать из своего ученика первого охотника и первого рыболова королевства во имя эгоистических устремлений Тануччи, желавшего помешать принцу принимать участие в государственных делах. Действительно, когда король присутствовал на заседаниях Государственного совета, голова его оставалась до такой степени занятой рыбной ловлей и охотой, что он даже запретил ставить чернильницу на стол заседаний, боясь, как бы кому-либо не взбрело в голову составить какое-нибудь решение, которое придется подписать.

Между неаполитанским королем и маркграфом фон Анспахом существовала личная переписка, регулярная, еженедельная, где отражалось все имеющее касательство к охоте. Оба они вели строгий учет своим великим деяниям, день за днем, час за часом, не упуская ничего.

Подобного же рода переписку, где регистрировались охотничьи подвиги обеих сторон, вели между собой король Неаполя и его отец, испанский монарх. И хотя в политических отношениях двух властителей нередко случались недоразумения, сколь бы острым ни был политический разлад, ничто не могло прервать эту охотничью летопись.

Список диких животных, принесенных в жертву царственной прихоти, всегда составлялся с неукоснительной аккуратностью: наряду с крупной, туда вносилась и самая мелкая дичь — от фазана до славки. В графе наблюдений отмечались трудности, что пришлось преодолеть, неприятности, пережитые во время охоты, а также перечислялись все сопровождавшие короля и почетные награды, какими были отмечены заслуги чем-либо отличившихся персон.

Из этих двух регистров королю был более приятен тот, что предназначался маркграфу фон Анспаху. Тому была причина более чем простая: каким бы опытным охотником ни был Фердинанд, а стрелял он похуже Карла III, тогда как маркграф фон Анспах, напротив, уступал ему в этом искусстве.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация