— Пожалуй, да. А если они приедут на машинах, ты их узнаешь
по этим машинам.
— А какие они? Какие модели? — Бобби почувствовал себя Даррено
Макгейвином в “Майке Хаммере” и посоветовал себе не увлекаться. Это же не
сериал. И все-таки очень увлекательно.
Тед покачал головой.
— Понятия не имею. Но ты все равно их распознаешь, потому
что машины у них будут такие же, как их желтые плащи, и остроносые туфли, и
ароматизированный жир, которым они напомаживают волосы, — броские и вульгарные.
— Низкие, — сказал Бобби.
— Низкие, — повторил Тед и энергично кивнул. Отхлебнул
шипучки, оглянулся на лай неумолчного Баузера.., и несколько секунд сохранял
эту позу, будто у игрушки сломалась пружинка или у машины кончился бензин. —
Они меня чуют, — сказал он, — а я чую их. Что за мир!
— Что им нужно?
Тед обернулся к нему, словно застигнутый врасплох. Словно он
забыл, что Бобби у него в кухне. Потом улыбнулся и положил ладонь на руку
Бобби. Ладонь была большая, теплая и надежная — мужская ладонь. От этого
прикосновения уже не слишком глубокие сомнения Бобби рассеялись.
— То, что у меня есть, — сказал Тед. — И остановимся на
этом.
— А они не полицейские? Не секретные агенты? Или…
— Ты хочешь спросить, не вхожу ли я в “Десятку важнейших
преступников”, разыскиваемых ФБР? Или я коммунистический шпион, как в “Я вел
тройную жизнь”? Злодей?
— Я знаю, что вы не злодей, — сказал Бобби, но краска,
разлившаяся по его щекам, намекала на обратное. Хотя, что бы он ни думал, это
мало что меняло. Злодей ведь может нравиться, его даже можно любить. Даже у
Гитлера была мать, как любит повторять его собственная мама.
— Я не злодей. Не ограбил ни одного банка, не украл ни одной
военной тайны. Я слишком большую часть своей жизни тратил на чтение книг и
старался не платить штрафы — существуй библиотечная полиция, боюсь, она
охотилась бы за мной. Но я не злодей вроде тех, которых ты видишь по
телевизору.
— А вот типчики в желтых плащах, так да.
— До мозга костей, — кивнул Тед. — И, как я уже говорил, —
опасные.
— Вы их видели?
— Много раз, но не здесь, и девяносто девять шансов против
одного, что ты их не увидишь. Все, чего я прошу: поглядывай, не появятся ли
они. Это ты можешь сделать?
— Да.
— Бобби? Что-то не так?
— Да нет. — И все же секунду что-то такое было — не нечто
определенное, а лишь мелькнувшее ощущение нащупывания.
— Ты уверен?
— Угу.
— Ну, хорошо. Ну а теперь вопрос: можешь ты с чистой
совестью — или хотя бы со спокойной совестью не сказать об этой части своих
обязанностей матери?
— Да, — ответил Бобби без запинки, хотя и понимал, что это
означает большое изменение в его жизни.., и очень рискованное. Он боялся своей
мамы — очень боялся, и страх этот лишь отчасти был связан с тем, как сильно она
могла рассердиться и как долго заставлять его расплачиваться. Главное же
заключалось в горьком ощущении, что любят его самую чуточку, и хотя бы такую
любовь надо оберегать. Но ему нравился Тед.., и было так приятно чувствовать на
своей руке ладонь Теда — ее теплую шероховатость, прикосновение пальцев, почти
узловатых в суставах. И ведь это не значит врать, а только сказать не все.
— Ты по-настоящему уверен?
"Если хочешь научиться врать, Бобби-бой, так начать
умалчивать — самое неплохое начало”, — зашептал внутренний голос. Бобби не стал
его слушать.
— Да, — сказал он. — По-настоящему уверен. Тед.., а эти
типчики опасны только вам или всем? — Думал он о своей маме, но и о себе тоже.
— Мне они могут быть очень опасны. Очень. Для других
людей.., подавляющего большинства других людей, вероятно, нет. Хочешь узнать
одну странность? Люди, в большинстве, их попросту не видят. Разве что они
окажутся совсем уж близко. Прямо-таки кажется, что они умеют затемнять
человеческое сознание. Ну, как Тень в старом радиосериале.
— Значит, они.., ну… — Он полагал, что тут подходит слово
“сверхъестественные”, но не был уверен, что сумеет его выговорить.
— Нет-нет, вовсе нет! — Тед отмахнулся от вопроса прежде,
чем вопрос был толком задан. (Вечером, когда Бобби не засыпал дольше обычного,
он подумал, что Тед словно бы боялся произнести это слово вслух.) — Есть много
людей, самых обыкновенных, которых мы не видим. Официантку, которая
возвращается домой, опустив голову, держа бумажный пакет со своими ресторанными
туфлями. Стариков, вышедших днем в парк прогуляться. Девочек-подростков с
бигуди в волосах и в наушниках, настроивших свои транзисторы на “Отсчет
времени” Питера Триппа. Но дети их видят. Дети видят всех. А ты, Бобби, ты все
еще ребенок.
— Да вроде таких типчиков трудно не заметить.
— Ты думаешь о куртках. Туфлях. Аляповатых автомобилях. Но
именно это заставляет некоторых людей — вернее очень многих людей —
отворачиваться. Ставит маленькие шлагбаумы между глазами и мозгом. В любом
случае я не позволю тебе рисковать. Если увидишь людей в желтых плащах, НЕ
ПРИБЛИЖАЙСЯ К НИМ. Не разговаривай с ними, даже если они заговорят с тобой. Не
представляю, что так случится. Думаю, они тебя попросту не увидят — точно так
же, как большинство людей не видит их. Но есть много такого, чего я о них не
знаю. А теперь скажи, о чем я сейчас говорил. Повтори. Это важно.
— Не подходить к ним и не разговаривать с ними.
— Даже если они заговорят с тобой. (Это было сказано
нетерпеливо.) — Даже, если они заговорят со мной. Ну да. Но что мне тогда
делать?
— Сразу вернуться сюда и сообщить мне, что они поблизости и
где именно ты их видел. Иди, не торопясь, пока не убедишься, что им тебя не
видно, а тогда беги. Беги как ветер. Беги, будто за тобой весь ад гонится.
— И что вы тогда сделаете? — спросил Бобби, но, конечно, он
и сам знал. Пусть он не так все подмечает, как Кэрол, но он ведь и не круглый
дурак. — Вы уедете, верно?
Тед Бротиген пожал плечами и допил шипучку, избегая глаз
Бобби.
— Решу, когда придет время. Если оно придет. Если мне
повезет, то чувство, возникшее у меня в последние дни — мое ощущение этих
людей, — исчезнет.
— А так уже бывало?
— О да! Ну а теперь почему бы нам не поговорить о более
приятных вещах?
Следующие полчаса они обсуждали бейсбол, потом музыку (Бобби
изумился, выяснив, что Тед не только знал произведения Элвиса Пресли, но
некоторые ему даже нравились), а потом надежды и страхи Бобби, связанные с
переходом в следующий класс в сентябре. Все это было интересно, но за каждой
темой Бобби ощущал незримое присутствие низких людей. Низкие люди таились тут,
в комнате Теда на третьем этаже, точно зыбкие тени, которые невозможно четко
разглядеть.
