— Нет, и нет, и нет. Не может быть! Шутка какая-то! — Он
протянул руку к звезде и полумесяцу — нарисованным желтым, а не лиловым мелком
— и почти коснулся линии, но отдернул руку. Кусок красной ленты на
телевизионной антенне конечно, мог ничего не означать. Но если добавить вот
это, тоже совпадение? Бобби не знал. Ему ведь было всего одиннадцать, и не знал
он сотильоны всяких вещей. Но он боялся.., боялся, го…
Бобби поднялся на ноги и огляделся, почти ожидая увидеть
вереницу длинных, режущих глаза своей яркостью машин, медленно движущихся по
Эшер-авеню, словно следуя за катафалком на кладбище, и фары их горят среди бела
дня. Почти ожидая увидеть, что под навесом “Эшеровского Ампира” или перед
“Таверной саки” толпятся люди в желтых плащах, покуривают “Кэмел” и следят за
ним.
Никаких машин. Никаких желтых плащей. Только ребята идут
домой из школы. Среди них показались первые габцы, очень заметные в зеленых
форменных брюках и рубашках.
Бобби повернулся и прошел назад три квартала по Эшер-авеню,
слишком встревоженный лиловым чертежом на тротуаре, чтобы думать о свирепых
габцах. На столбах не было ничего, кроме афиш, приглашающих на “Вечер бинго” в
клубе прихода Сент-Габриэля, и еще одной на углу Эшер и Такомы, которая
оповещала о выступлении группы рок-н-ролла в Хартфорде с Клайдом Макфаттером и
Дуэйном Эди, “Человеком с Бренчащей Гитарой”.
К тому времени, когда Бобби поравнялся с “Эшер-авеню ньюс”,
то есть почти дошел назад до школы, он начал надеяться, что напрасно
спаниковал. И все-таки зашел туда поглядеть на их доску объявлений, а потом
прошел по всей Броуд-стрит до “Любой бакалеи” Спайсера, где купил еще жвачку и
проверил доску объявлений и там. Опять ничего подозрительного. Правда, карточки
о продаже бассейна уже не было, так что? Наверняка хозяин его уже продал. А то
для чего ему было карточку прикнопливать?
Бобби вышел и остановился на углу, жуя жвачку и решая, что
делать дальше.
Взросление — процесс накопительный, движущийся неровными
толчками с повторениями и наложениями. Бобби Гарфилд принял первое в жизни
взрослое решение в тот день, когда кончил шестой класс, придя к выводу, что
было бы ошибкой рассказать Теду про то, что он видел.., во всяком случае —
пока.
Его уверенность, что низких людей не существует, была
подорвана. Но Бобби еще не был готов сдаться. Пока все ограничивается только
вот такими доказательствами. Если он расскажет Теду о том, что видел, Тед
разволнуется. Может, настолько, что побросает свои вещи в чемоданчики (и в
бумажные пакеты с ручками, которые хранятся сложенные за холодильничком) и
уедет. Если б за ним правда гнались злодеи, такое бегство имело бы смысл, но
Бобби не хотел терять своего единственного взрослого друга из-за ложной
тревоги. А потому он решил выждать и посмотреть, что еще случится — если
случится.
В эту ночь Бобби познакомился с еще одним аспектом
взрослости: он лежал без сна очень долго после того, как его будильник
“Биг-Бен” сообщил, что время — два часа ночи. Он смотрел в потолок и не мог
решить, правильно ли поступил.
4. Тед смотрит в никуда. Бобби отправляется на пляж. Маккуон. Стукнуло.
На следующий день после конца занятий мама Кэрол Гербер
набила детьми свой “форд эстейт” и увезла их в Сейвин-Рок, в парк с
аттракционами на морском берегу в двадцати милях от Харвича. Анита Гербер
отправилась с детьми туда в третий раз за три года, а поездка эта уже успела
стать старинной традицией для Бобби, Эс-Джея, Кэрол, ее младшего брата и
подружек Кэрол — Ивонны, Анджи и Теины. Ни Салл-Джон, ни Бобби никуда бы не
отправились с тремя девчонками по отдельности, но раз они вместе, то полный
порядок. Да и противостоять чарам Сейвин-Рока было бы невозможно. Вода в океане
оставалась еще слишком холодной, и можно было только побродить у берега, но
весь пляж был в их распоряжении, и все аттракционы уже работали, в том числе и
с шарами. В прошлом году Салл-Джон разбил три пирамиды деревянных бутылок всего
тремя шарами и выиграл для своей матери большого розового мишку, который все
еще занимал почетное место на салливановском телике. А теперь Эс-Джей
намеревался выиграть для него подружку.
Для Бобби просто вырваться ненадолго из Харвича уже было
удовольствием. После звезды и месяца, нарисованных возле “классиков”, он больше
ничего подозрительного не замечал, но Тед страшно его напугал, когда Бобби
читал ему воскресную газету. И почти сразу потом — безобразный спор с матерью.
С Телом это произошло, пока Бобби читал полемическую статью,
презрительно отвергавшую возможность того, что Мики Манто когда-нибудь побьет
рекорд Малыша Рута. У него на это не хватит ни силенок, ни настойчивости,
утверждал автор. “Важнее всего то, что у него не тот характер, — читал Бобби. —
Так называемый Мик предпочитает шляться по ночным клубам, чем…"
Тед снова куда-то провалился. Бобби понял это, каким-то
образом почувствовал даже прежде, чем поднял глаза от газеты. Тед смотрел
пустым взглядом в окно, обращенное к Колония-стрит и хриплому монотонному лаю
пса миссис О'Хары. Второй раз за утро. Но первый провал длился несколько секунд
(Тед нагнулся к открытому холодильничку, глаза его расширились в матовом свете,
он замер.., но тут же дернулся, слегка встряхнулся и протянул руку за
апельсиновым соком). На этот раз он полностью провалился в никуда. Бобби
зашелестел газетой — не очнется ли он? Без толку.
— Тед, ты.., вы в по… — начал Бобби и с ужасом понял, что со
зрачками Теда творится что-то неладное. Они то расширялись, то сужались. Будто
Тед молниеносно нырял в какую-то черноту и тут же выныривал.., и при этом он
просто сидел, освещенный солнцем.
— Тед?
В пепельнице дотлевала сигарета. Теперь от нее остался только
малюсенький окурок и пепел. Глядя на нее, Бобби сообразил, что Тед провалился в
самом начале статьи о Мантле. И что, что с его глазами? Зрачки расширяются и
сужаются, расширяются и сужаются…
«У него припадок эпилепсии или чего-то вроде. Господи! Они ведь
иногда проглатывают свои языки?»
Язык Теда как будто оставался там, где ему полагалось быть,
но его глаза.., его ГЛАЗА…
— Тед! Тед, очнись!
Бобби оказался рядом с Тедом, даже не заметив, как обежал
стол. Он схватил Теда за плечи и встряхнул его. Будто доску, вырезанную в форме
человеческой фигуры. Под бумажным пуловером плечи Теда были жесткими, тощими,
неподдающимися.
— Очнись! ОЧНИСЬ ЖЕ!
— Они теперь прочесывают запад, — Тед продолжал смотреть в
окно глазами, зрачки которых расширялись и сужались, расширялись и сужались..
— Это хорошо. Но они могут повернуть назад. Они… Бобби
стоял, держа плечи Теда, — перепуганный, потрясенный. Зрачки Теда расширялись и
сужались, будто вы видели бьющееся сердце.
