— Когда вы уезжаете? — тихо спросил Бобби.
— После того, как вернется твоя мама. — Тед вздохнул и
поглядел в окно, потом на свои руки, сложенные на колене ноги, закинутой за
другую ногу. Он не смотрел на Бобби. Пока еще не смотрел. — Вероятно, в пятницу
утром. Свои деньги я смогу получить только завтра вечером. Я поставил на
Альбини четыре к одному. Значит, выигрыш две тысячи. Мой дружок Ленни ведь
должен позвонить в Нью-Йорк.
Они проехали по мосту через канал, и “там, внизу”
превратилось в “там, позади”. Теперь они ехали по улицам, на которых Бобби
бывал с матерью. На прохожих были пиджаки и галстуки. На мужчинах. А на
женщинах колготки, а не носки. Ни одна не была похожа на Аланну Файле, и Бобби
решил, что если какая-нибудь из них шикнет, спиртным от нее разить не будет. То
есть в четыре часа дня.
— Я знаю, почему вы не стали ставить на матч Паттерсона с
Йоханссоном, — сказал Бобби. — Потому что не знаете, кто победит.
— Я думаю, что на этот раз победит Паттерсон, — сказал Тед,
— потому что он готовился именно против Йоханссона. Может, я и рискну поставить
парочку баксов на Флойда Паттерсона, но пять сотен? Пятьсот долларов ставят
либо те, кто мает точно, либо чокнутые.
— Матч Альбини — Хейвуда куплен, да? Тед кивнул.
— Я это понял, когда ты прочел про Клайндинста. Сразу
сообразил, что победителем будет Альбини.
— Вы уже ставили на боксерские матчи, в которых менеджером
был мистер Клайндинст?
Тед ничего не ответил и только посмотрел в окно. По радио
кто-то отпасовал Уйти Форду. Форд отпасовал Лосю Скоурону. Наконец Тед сказал:
— Победителем все-таки мог быть Хейвуд. Маловероятно, но тем
не менее… Потом.., ты видел там старика? В кресле чистильщика сапог?
— Конечно. Вы еще погладили его по щекам.
— Это Артур Джирарди. Файле позволяет ему торчать там,
потому что прежде у него были связи. Это то, что думает Файле — были. А теперь
он просто старик, который заходит почистить ботинки в десять, а потом забывает
и возвращается в три снова их почистить. Файле думает, он просто старик,
который, как говорится, ни бе, ни ме. Джирарди позволяет ему думать то, что ему
хочется. Если Файле заявит, что луна сделана из зеленого сыра, Джирарди не
станет возражать. Старик Джи ходит туда посидеть в холодке. А связи у него все
еще есть.
— С Джимми Джи.
— С разными людьми.
— Мистер Файле не знал, что матч куплен?
— Нет, то есть точно не знал. А я думал, что он в курсе.
— Но старик Джи знал. И он знал, кто из них ляжет.
— Да. Вот тут мне повезло. “Ураган” Хейвуд проиграет
нокаутом в восьмом раунде. А в будущем году, когда ставить на него будет
выгоднее, “Ураган” возьмет свое.
— А вы сделали бы ставку, если бы мистера Джирарди там не
было?
— Нет. — Тед сказал это сразу же.
— Тогда откуда бы вы взяли деньги? Когда уедете? Тед вроде
бы помрачнел от этих слов, “когда уедете”. Он было приподнял руку, словно
собираясь обнять Бобби за плечи, потом опустил ее.
— Всегда найдется кто-то, кто знает что-то, — сказал он. Они
теперь ехали по Эшер-авеню, еще в Бриджпорте, но всего в миле или около того от
городской границы Харвича. Зная, что произойдет, Бобби протянул руку к большой,
в никотиновых пятнах руке Теда.
Тед повернул колено к дверце, забрав с собой и свои руки.
— Лучше не надо, — сказал он.
Бобби не нужно было спрашивать почему. Плакатики “ОСТОРОЖНО,
ОКРАШЕНО” вывешивают потому, что если дотронуться до чего-то свежеокрашенного,
тебе к коже прилипнет краска. Ее можно смыть, или потом она сама сотрется, но
какое-то время будет оставаться на твоей коже.
— Куда вы уедете?
— Не знаю.
— Мне так худо! — сказал Бобби. Он почувствовал, что слезы
щиплют уголки его глаз. — Если с вами что-то случится — виноват буду я. Я же
видел все это, ну, то, что вы просили меня выглядывать, и ничего вам не сказал.
Я не хотел, чтобы вы уехали. Ну, я и сказал себе, что вы чокнутый, не во всем,
а только выдумали, что за вами гонятся низкие люди — и я ничего вам не сказал.
Вы дали мне работу, а я ее не выполнил.
Рука Теда вновь приподнялась. Он опустил ее и ограничился
тем, что похлопал Бобби по колену. На стадионе Тони Кубек только что принес
своей команде два очка. Трибуны сходили с ума.
— Но я знал, — мягко сказал Тед. Бобби выпучил глаза.
— Что? О чем вы?
— Я чувствовал их приближение. Вот почему мои трансы
повторялись так часто. Но я лгал себе — вот как ты. И по тем же причинам. Ты
думаешь, мне хочется уехать от тебя, Бобби? Теперь, когда твоя мама совсем
запуталась и так несчастна? Говоря совсем честно, это меня заботит не из-за нее
— мы же с ней не ладим, не поладили с той секунды, как в первый раз посмотрели
друг на друга, но она твоя мать и…
— А что с ней такое? — спросил Бобби. Он не забыл понизить
голос, но ухватил Теда за плечо и подергал. — Скажите мне! Вы знаете, я же
знаю! Это мистер Бидермен? Что-то из-за мистера Бидермена?
Тед смотрел в окно, лоб у него покрылся складками, губы
плотно сжались. Наконец он вздохнул, вытащил пачку сигарет и закурил.
— Бобби, — сказал он, — мистер Бидермен плохой человек. Твоя
мама это знает, но еще она знает, что иногда нам приходится ладить с плохими людьми.
Ладить, чтобы наладить свою жизнь, думает она. И в последний год она должна
была делать вещи, которыми совсем не гордится, но ей приходится вести себя
осторожно. В некоторых отношениях почти так же осторожно, как мне, и нравится
она мне или не нравится, но за это я ею восхищаюсь.
— Но что она делала? Что он заставлял ее делать? — Что-то
холодное шевельнулось в груди Бобби. — Зачем мистер Бидермен увез ее в
Провидено?
— На конференцию по недвижимости.
— И это все? Это ВСЕ?
— Не знаю. И она не знала. А может быть, она заслонила то,
что знает, то, чего боится, — заслонила тем, на что надеется. Не могу сказать.
Иногда могу — иногда я знаю прямо и точно. Едва я тебя увидел, как уже знал,
что ты мечтаешь о велосипеде, что тебе очень важно иметь велосипед и ты хочешь
за это лето заработать на него, если сумеешь. И я восхищался твоей решимостью.
— Вы нарочно до меня дотрагивались?
— Ну, да, да! Во всяком случае, в первый раз. Я сделал это,
чтобы немного тебя узнать. Но друзья не шпионят, истинная дружба означает и
умение не вторгаться во внутреннюю жизнь друга. К тому же мои прикосновения
передают.., ну, открывают что-то вроде окна. По-моему, ты это знаешь. Когда я
второй раз к тебе прикоснулся.., по-настоящему.., обнял — ну, ты знаешь, о чем
я.., это было ошибкой, но не такой уж страшной. Некоторое время ты знал больше,
чем следовало, но это стерлось, верно? Но если бы я продолжал.., прикасался бы,
прикасался бы, как делают люди, близкие между собой.., настал бы момент, с
которого начались бы перемены. И уже не стирались бы. — Он поднял повыше почти
докуренную сигарету и с отвращением поглядел на нее. — Вроде как выкуришь одну
такую лишнюю и будешь курить до конца жизни.
