"Беги, мам!” — пытался закричать Бобби, но не мог
произнести ни слова. У него не было рта, не было тела. Он был там — и не был.
Он следовал за матерью, будто ее тень. Слышал ее судорожные вздохи, видел ее
трясущиеся от ужаса губы, ее разорванные чулки. Нарядное платье тоже висело на
ней лохмотьями. Одна грудь была вся в кровоточащих царапинах. Один глаз совсем
заплыл. У нее был такой вид, будто она выстояла несколько раундов против Эдди
Альбини или “Урагана” Хейвуда… А может, и обоих сразу.
— Распорю тебя сверху донизу! — вопил Ричи.
— Съем живьем! — поддержал Кэртис Дин (во всю глотку). —
Выпью кровь, выпущу кишки.
Его мама оглянулась на них, и ее ступни (туфли она где-то
потеряла) начали наступать друг на друга. “Не надо, мам! — мысленно простонал
Бобби. — Господи, не надо!"
Будто услышав его, Лиз повернулась и попыталась бежать еще
быстрее. Она миновала объявление на стене:
ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ НАМ НАЙТИ НАШУ
ЛЮБИМУЮ СВИНКУ!
ЛИЗ наш ТАЛИСМАН!
ЛИЗ — 34 ГОДА!
ОНА СВИНЬЯ СО СКВЕРНЫМ НРАВОМ, но МЫ ЕЕ ЛЮБИМ!
Сделает все, что захотите, если вы скажете “ОБЕЩАЮ”
(или)
"ЭТО ПАХНЕТ ХОРОШИМИ ДЕНЬГАМИ”.
ПОЗВОНИТЕ ХОуситоник 5-8337.
(или)
ДОСТАВЬТЕ В “ГРИЛЬ УИЛЬЯМА ПЕННА”!
Спросить НИЗКИХ ЛЮДЕЙ В ЖЕЛТЫХ ПЛАЩАХ!
Девиз: “МЫ ЕДИМ ИХ С КРОВЬЮ!”
Его мама тоже прочла объявление, и на этот раз, когда ее
щиколотки ударились друг о друга, она упала.
"Мам! Вставай!” — закричал Бобби, но она не встала,
может быть, не сумела. И поползла по коричневому ковру, оглядываясь через
плечо. Волосы падали ей на щеки и лоб слипшимися колтунами. Сзади из ее платья
был вырван длинный клок, и Бобби увидел ее голую попку.., трико она где-то
потеряла. Хуже того: ее ноги сзади были облиты кровью. Что они с ней сделали?
Господи, Господи, что они сделали с его матерью?
Дон Бидермен выскочил из-за угла впереди нее — нашел более
короткий коридор и перехватил ее. Другие выбежали следом за ним. Теперь у
мистера Бидермена торчало прямо вверх, как у Бобби иногда по утрам, перед тем,
как он вылезал из-под одеяла и шел в ванную. Только у мистера Бидермена он был
огромный и выглядел вроде кракена, триффида, чудища, и Бобби подумал, что
знает, почему ноги его матери в крови. Он не хотел это знать, но думал, что,
наверное, знает.
«Не трогай ее! — пытался он закричать мистеру Бидермену. —
Не трогай ее, или вам мало?»
Красный глаз на желтом камзоле мистера Бидермена внезапно
раскрылся шире.., и сполз вбок. Бобби был невидим, его тело находилось на мир
дальше по спирали на волчке, чем этот.., но красный глаз его увидел. Красный
глаз видел ВСЕ.
— Свинью — бей, пей ее кровь, — сказал мистер Бидермен
хриплым, совсем неузнаваемым голосом и зашагал вперед.
— Свинью — бей, пей ее кровь, — подхватили Билл Кушман и
Кэртис Дин.
— Убей свинью, выпусти ей кишки, ешь ее мясо, — распевали Уилли
и Ричи, шагая в ногу позади нимродов. Как и у мужчин, их причиндалы
превратились в пики.
— Ешь ее, пей ее, выпотроши ее, оттрахай ее, — присоединился
Гарри.
«Встань, мам! Беги! Не давайся им!»
Она попыталась. Но она еще тщилась подняться с колен на
ноги, когда Бидермен прыгнул на нее. Остальные — следом. Сомкнулись над ней, и
когда их руки принялись срывать лохмотья с ее тела, Бобби подумал: “Я хочу
выбраться отсюда, я хочу сойти с волчка в мой собственный мир! Пусть
остановится и завертится в другую сторону, чтобы я мог слезть в мою комнату в
моем собственном мире”…
Да только это был не волчок, как понял Бобби, когда образы
сна начали дробиться и темнеть. Да, не волчок, а башня — веретено, на котором
двигалось и сплеталось все сущее. Потом оно исчезло, и на короткое время
наступило спасительное ничто. Когда он открыл глаза, его комнату наполнял
солнечный свет — летний солнечный свет утра вторника последнего июня
президентства Эйзенхауэра.
9. Омерзительный четверг.
Одно про Теда Бротигена можно было сказать твердо: он умел
готовить. Завтрак, который он поставил перед Бобби — омлетик, жареный хлеб,
хрустящая грудинка, — был куда вкуснее всего, что его мать готовила на завтрак
(ее специальностью были огромные оладьи без всякого вкуса — пара их, тонущая в
“Сиропе тетушки Джемимы”), и не хуже всего, что можно было взять в закусочной
“Колония” или в “Харвиче”. Беда была лишь в том, что Бобби совсем не хотелось
есть. Он не помнил подробностей своего сна, но знал, что это был кошмар и что
он наверняка плакал — когда он проснулся, подушка у него была мокрой. Но не
только сон был причиной, почему он в это утро чувствовал себя опустошенным и
подавленным. Сны как-никак — это не настоящее. А вот Тед уедет по-настоящему. И
навсегда.
— Вы уедете прямо из “Угловой Лузы?” — спросил Бобби, когда
Тед сел напротив него со своей тарелкой яичницы с беконом. — Ведь так?
— Да. Так будет безопаснее. — Он начал есть, но медленно и
словно бы безо всякого удовольствия. Значит, и у него на душе скверно. Бобби
был рад. — Твоей матери я скажу, что мой брат в Иллинойсе заболел. Ничего
больше ей знать не надо.
— Вы поедете на Большом Сером Псе? Тед чуть улыбнулся.
— Пожалуй, на поезде. Я ведь ужасно богатый, не забывай.
— На каком поезде?
— Тебе лучше не знать подробностей, Бобби. Чего не знаешь,
того не скажешь. И заставить тебя сказать тоже не смогут. Бобби обдумал это,
потом спросил:
— Про открытки не забудете?
Тед подцепил кусочек грудинки, потом положил его на тарелку.
— Открытки, много-много открыток, обещаю. А теперь
перестанем про это говорить, хорошо?
— Так о чем нам говорить?
Тед задумался, потом улыбнулся. Улыбка у него была ласковой
и искренней. Когда он улыбался, Бобби догадывался, как он выглядел в двадцать лет,
в расцвете сил.
— О книгах, конечно, — сказал Тед, — будем говорить о
книгах.
***
День обещал быть изнурительно жарким — это стало ясно уже в
девять часов. Бобби помог с посудой — вытирал и убирал на место, а потом они
сели в гостиной, где вентилятор Теда, как мог, гонял уже истомленный воздух, и
они говорили о книгах.., вернее, о книгах говорил Тед. И теперь, когда встреча
Альбини с Хейвудом осталась позади, Бобби слушал его с жадностью. Он понимал не
все, что говорил Тед, но, во всяком случае, понял, что книги создают свой
собственный мир, и Харвичская публичная библиотека вовсе не этот мир, а всего
лишь вход в него.