Тед говорил про Уильяма Голдинга и про то, что он назвал
“деутопической фантастикой”, перешел к “Машине времени” Герберта Уэллса, указал
на возможную связь морлоков и элоев с Джеком и Ральфом на острове Голдинга. Он
говорил о том, что назвал “единственным оправданием литературы”, — исследовании
проблем невинности и знания, добра и зла. Под конец этой импровизированной
лекции он упомянул роман под названием “Изгоняющий бесов”, в котором
рассматривались обе эти проблемы (“в популярном аспекте”), и внезапно умолк.
Потом тряхнул головой, словно проясняя мысли.
— Что не так? — Бобби отхлебнул шипучки. Рутбир ему
по-прежнему не очень нравился, но ничего другого в холодильнике не было. И
шипучка была все-таки холодной.
— О чем я думаю? — Тед провел рукой по лбу, будто у него
вдруг разболелась голова. — Он же еще не написан.
— Это как же?
— Никак. Я заговорился. Почему бы тебе не пойти погулять,
поразмяться? А я, пожалуй, прилягу. Ночью мне не очень спалось.
— Ладно. — Бобби решил, что свежий воздух — пусть даже
жаркий свежий воздух — может пойти ему на пользу. И хотя слушать Теда было очень
интересно, у него мало-помалу возникло ощущение, будто стены комнаты сдвигаются
все теснее и теснее. Все потому, что он знает, что Тед уезжает, решил Бобби.
Вот и грустный стишок: знает, что он уезжает.
На секунду, когда он пошел к себе в комнату за бейсбольной
перчаткой, ему вспомнилось кольцо для ключей из “Угловой Лузы” — он собирался
подарить его Кэрол, чтобы она знала, что она — его девочка. Потом он вспомнил
Гарри Дулина, Ричи О'Мира и Уилли Ширмена. Они же где-то там. Если изловят его
совсем одного, наверняка исколошматят. В первый раз за два-три дня Бобби
пожалел, что рядом нет Салла. Салл был еще совсем зеленый, как и он, но крутой.
Дулин с дружками могут его вздуть, но Салл-Джон заставит их заплатить за эту
честь. Эс-Джей, однако, был в своем лагере, а от если бы да кабы толку нет.
Бобби даже не подумал остаться дома — не может же он все
лето прятаться от таких, как Уилли Ширмен! Нет, он хвоста не подожмет, однако,
спускаясь с крыльца, он напомнил себе, что должен соблюдать осторожность и следить,
не появятся ли они. Только бы увидеть их вовремя, и никаких проблем!
Занятый мыслями о сентгабцах, Бобби вышел из № 149, позабыв
о кольце с брелоком, своем особом сувенире, который остался там, на полке в
ванной рядом с зубной щеткой в стакане — там, где он оставил его накануне.
***
Он словно бы исходил вдоль и поперек весь Харвич — по
Броуд-стрит в Коммонвелф-парк (на поле В — ни единого сент-габца. Там
тренировалась команда Американского легиона, отгоняя мух под жарким солнцем),
из парка на городскую площадь, с городской площади на вокзал. Когда он стоял
там в маленьком газетном киоске под пешеходным мостом через пути и разглядывал
романы в бумажных обложках (мистер Бертон, киоскер, позволял стоять и смотреть,
если не трогать “товар”, как он выражался), вдруг загремел городской гудок, и
оба вздрогнули.
— Матерь Божья, что это? — сердито спросил мистер Бертон. Он
опрокинул на пол коробку со жвачкой и теперь нагнулся подбирать. — Сейчас же
всего четверть двенадцатого!
— И правда рано, — согласился Бобби, а потом вышел из
киоска. Ему расхотелось разглядывать книги. Он направился к Ривер-авеню и по
дороге заглянул в пекарню “Тип-Топ” купить половинку вчерашнего батона (два
цента) и спросить Джорджи Салливана, как там Эс-Джей.
— Отлично, — сказал старший брат Эс-Джея. — Мы получили от
него открытку во вторник про то, что он стосковался по всем нам и хочет домой.
Вторую мы получили в среду о том, что он учится нырять. А сегодня утром пришла
открытка о том, что он еще никогда так замечательно не проводил время. И хочет
остаться там навсегда. — Он засмеялся — здоровый ирландский парень двадцати лет
с могучими ирландскими плечами и руками. — Он-то, может, и остался бы, только
мать без него совсем извелась бы. Уток кормить нацелился?
— Ага. Как всегда.
— Не давай им щипать себя за пальцы, Эти чертовы речные утки
полны всякой заразы. Они…
На городской площади часы муниципалитета начали отбивать
двенадцать, хотя еще и половины двенадцатого не было.
— Да что сегодня такое? — спросил Джорджи. — То гудок
прогудел раньше времени, а теперь чертовы городские часы убежали вперед.
— Может, от жары, — предположил Бобби.
— Ну-у-у… — Он с сомнением посмотрел на Бобби. — Объяснение
не хуже других.
"Угу, — подумал Бобби, выходя на улицу. — И куда
безопаснее некоторых других”.
***
Бобби пошел к Ривер-авеню, покусывая на ходу хлеб. К тому
времени, когда он нашел свободную скамейку на берегу реки Хусатоник,
значительная часть половинки батона уже успела исчезнуть у него в животе. Из
камышей вперевалку появились утки, и Бобби принялся крошить для них остатки
батона, по обыкновению посмеиваясь над тем, как жадно они кидались за
брошенными кусками, и над тем, как они запрокидывали головы, чтобы проглотить
схваченный кусок.
Через некоторое время у него начали слипаться глаза. Он
посмотрел на реку, на узоры отраженного света, скользящие по ее поверхности, и
ему захотелось спать еще больше. Ночью он спал, но его сон не принес с собой
отдыха. Теперь он задремал, зажимая в кулаке хлебные крошки. Утки покончили с
тем, что было рассыпано в траве и придвинулись ближе к нему, тихо задумчиво
покрякивая. В двенадцать двадцать куранты на городской площади пробили два
часа. Прохожие покачивали головами и спрашивали друг у друга, куда идет мир.
Бобби все глубже уходил в дремоту, и когда на него упала тень, он не увидел ее
и не почувствовал.
— Э-эй, малыш!
Голос был негромкий и напряженный. Бобби выпрямился,
судорожно вздохнув. Кулаки у него разжались и рассыпали оставшиеся крошки.
Снова у него в животе заклубились змеи. Это не был Уилли Ширмен, или Ричи
О'Мира, или Гарри Дулин — он знал это даже во сне. Но он почти пожалел, что это
не кто-то из них. Или даже пусть все трое. Кулачная расправа это еще не худшее,
что может случиться. Да, не худшее. Черт, и как это он умудрился заснуть?
— Малыш.
Утки наступали Бобби на ноги, дрались из-за неожиданно
обильного угощения. Их крылья задевали его лодыжки и икры, но ощущение это было
далеким-далеким. Он видел на траве перед собой тень мужской головы. Мужчина
стоял позади него.
— Малыш!
Медленно со скрипом Бобби обернулся. На мужчине будет желтый
плащ, а на нем будет глаз — сверлящий красный глаз.
Но на стоявшем позади мужчине был бежевый летний костюм,
пиджак топорщился над брюшком, которое начинало наливаться в брюхо, и Бобби
сразу понял, что это не один из них. Глаза не зазудели сзади, поле зрения не
исчертили черные нити.., но самое главное было, что это не тварь,
прикидывающаяся человеком, а настоящий человек.
