— Я думал, может, ты напишешь, — сказал он. — Мне, наверное,
будет тоскливо в новом городе, и все такое.
Наконец Кэрол взяла листок и сунула в карман шортиков, даже
не посмотрев. “Наверное, выбросит, когда вернется домой”, — подумал Бобби. Но
ему было все равно. Как-никак, а листок она взяла. Это послужит трамплином для
тех случаев, когда ему понадобится отвлечь свои мысли.., он успел открыть, что
это бывает необходимо не только если где-то близко низкие люди.
— Салл говорит, что ты теперь другой. Бобби ничего не
ответил.
— И еще многие так говорят. Бобби не ответил.
— Ты избил Гарри Дулина? — спросила она и сжала запястье
Бобби холодными пальцами. — Ты?
Бобби медленно кивнул.
Кэрол обхватила его за шею и поцеловала так крепко, что их
зубы клацнули друг о друга. Их губы разошлись с громким чмоканьем. Бобби только
через четыре года поцеловал другую девочку в губы.., и никогда в жизни ни одна
не целовала его вот так.
— Здорово! — сказала она тихим яростным голосом. Почти
прорычала. — Здорово!
И побежала к Броуд-стрит. Только замелькали ее ноги,
загоревшие за лето, все в царапинах от игр и прогулок.
— Кэрол! — крикнул он ей вслед. — Кэрол, подожди! Она
продолжала бежать.
— Кэрол, я люблю тебя!
Тут она остановилась… А может, просто выскочила на
Коммонвелф-авеню и остановилась, чтобы пропустить машины. Но все равно секунду
она постояла, опустив голову, а потом оглянулась. Глаза у нее стали огромными,
губы полураскрылись.
— Кэрол!
— Мне надо домой, надо приготовить салат, — сказала она и
убежала от него. Она перебежала через улицу, убежала из его жизни, не
оглянувшись во второй раз. Может, так было и лучше.
***
Он и его мать переехали в Дэнверс. Бобби поступил в
дэнверсскую школу, обзавелся друзьями — и врагами в несколько большем числе.
Начались драки, а вскоре последовали и прогулы. В графе “Замечания” его первой
характеристики миссис Риверс написала: “Роберт чрезвычайно способный мальчик.
Кроме того, он очень угнетен психически. Вы не могли бы зайти ко мне поговорить
о нем, миссис Гарфилд?"
Миссис Гарфилд зашла, и миссис Гарфилд помогла, насколько
могла себе позволить, однако о слишком многом приходилось умалчивать: о
Провиденсе, о некоем объявлении про пропавшую собаку и о том, откуда у нее
взялись деньги, которыми она оплатила свое положение в фирме и свою новую
жизнь. Они согласились, что Бобби испытывает все трудности переходного
возраста, что, кроме того, он тоскует по Харвичу и по своим друзьям там. Однако
со временем все наладится. Иначе быть не может: он ведь очень способный, очень
многообещающий.
В своей новой роли агента по продаже недвижимости Лиз
преуспевала. Бобби успевал по литературе (получил высшую оценку за сочинение, в
котором провел сравнение между “О мышах и людях” Стейнбека и “Повелителем мух”
Голдинга), но еле тащился по всем остальным предметам. Он начал курить.
Кэрол все-таки писала ему время от времени — неуверенные,
почти робкие письма, в которых рассказывала про школу, и про подруг, и про
поездку на субботу — воскресенье в Нью-Йорк с Риондой. Письмо, которое пришло в
марте 1961 года (писала она всегда на бумаге с широкими полями, на которых
плясали плюшевые мишки), заключал сухой постскриптум: “По-моему, мои папа с
мамой разводятся. Он втюрился в еще одну “стерву”, а она только плачет”. Однако
обычно она придерживалась более веселых тем: она учится вертеть жезл в группе
поддержки; на день рождения ей подарили новые коньки; ей все еще нравится
Фабиан, хотя Ивонна и Теина его терпеть не могут; ее пригласили на вечеринку с
твистом, и она весь вечер протанцевала без отдыха.
Вскрывая каждый ее конверт и вытаскивая письмо, Бобби думал:
“Это последнее, больше она мне писать не будет… В нашем возрасте долго не
переписываются, хоть и обещают. Слишком уж много всего нового. Время летит так
быстро. Слишком быстро. Она меня забудет”.
Но в этом он ей не поможет. Получив очередное письмо, он тут
же садился писать ответ. Он рассказывал ей о доме в Бруклайне, который его мать
продала за двадцать пять тысяч долларов — комиссионных она получила сумму,
равную ее полугодовой прошлой зарплате. Он рассказал ей об оценке за сочинение
по литературе. Он рассказал ей про своего друга Морри, который учит его играть
в шахматы. Он не рассказал ей о том, как они с Морри иногда отправляются на
велосипедах (Бобби все-таки накопил себе на велосипед) бить окна, проносясь на
самой большой скорости мимо облезлых домов на Плимут-стрит и швыряя припасенные
в корзинках камни. Он опустил историю о том, как предложил мистеру Харли,
заместителю директора школы, поцеловать его в розовую жопку, а мистер Харли в
ответ хлестнул его ладонью по лицу и назвал наглым глупым сопляком. Он не
признался, что начал красть в магазинах, или что он уже напивался четыре-пять
раз (один раз с Морри, а остальные — сам с собой), или что иногда он уходит к
железнодорожным путям и размышляет, не разумнее ли всего было бы угодить под
экспресс “Южный Берег”. Запах дизельного топлива, на лицо тебе падает тень, и
прости-прощай. Хотя, может быть, и не так быстро.
Каждое его письмо Кэрол кончалось одинаково:
Очень без тебя скучаем
Твой друг
Бобби.
Проходили недели, не принося ни единого письма — то есть
ему, — а потом приходил конверт с сердечками и плюшевыми мишками на обороте и
на широких полях листка, с новыми рассказами о катании на коньках и верчении
жезла под оркестр, и новых туфлях, и как она все еще не может осилить
десятичные дроби. Каждое письмо было точно еще один хриплый вздох любимого
человека, чья смерть кажется неотвратимо близкой. Еще один вздох. Даже
Салл-Джон написал ему несколько писем. Последнее пришло в начале 1961 года, но
Бобби был изумлен и растроган, что Салл вообще ему написал. В по-детски крупном
почерке Эс-Джея и куче орфографических ошибок Бобби различал скорое появление
души-парня, который с равной радостью будет играть на поле и укладывать в
постель девушек из группы поддержки; парня, который с одинаковой легкостью
будет путаться в чащобе пунктуации и прорываться сквозь линию защитников
соперничающей команды. Бобби почудилось, что он даже видит мужчину,
поджидающего Салла в семидесятых и восьмидесятых годах, поджидающего так, как
ждут вызванное такси, — агент по продаже машин, который со временем заведет
собственное дело — естественно “Честный Джон” — “Харвичское “шевроле” Честного
Джона”. У него будет большой живот, нависающий над поясом, и много табличек на
стене офиса, и он будет тренировать юных любителей спорта, а каждую речь,
обращенную к потенциальным покупателям, начинать с “Вот послушайте, ребята”, и
ходить в церковь, и маршировать на парадах по праздникам, и состоять в
городском совете, и все такое прочее. Это будет хорошая жизнь, решил Бобби, —
ферма и кролики вместо палки, заостренной с обоих концов. Хотя оказалось, что
Салла все-таки поджидала заостренная палка, ожидала в провинции Донг-Ха вместе
со старенькой мамасан, той, что всегда где-то рядом.
