— Но вот в чем зацепка. Пит. “Черви” втроем — всегда риск.
Кто пойдет на все, если остается одна хреновая несданная карта?
— Как вы играете? До сотни, и все проигравшие платят
выигравшему?
— Угу. А если ты сядешь с нами, я выкашливаю тебе половину
выигрыша. И плюс возвращают весь твой проигрыш. — Он ошеломил меня святой
улыбкой.
— А что, если я у тебя выиграю?
Ронни на секунду растерялся, потом ухмыльнулся еще шире.
— Ни в жисть, лапочка. Я в картах профессор. Я взглянул на
свои часы, потом на Эшли с Хью. Они и правда не выглядели грозными соперниками,
спаси их Господь.
— Давай так, — сказал я. — Одна партия до ста. Пять центов
очко. Никто никому ничего не выкашливает. Мы играем, потом я иду заниматься, и
все приятно проводят субботу.
— Лады. — Когда мы вернулись в гостиную, он добавил:
— Ты мне нравишься, Пит, но дело есть дело — твои
дружки-гомики в школе никогда тебя и вполовину так не трахали, как я сейчас оттрахаю.
— Друзей-гомиков у меня в школе не было, — сказал я, — по
субботам я обычно добирался на попутках до Льюстона оттрахать твою сестричку.
Ронни ухмыльнулся до ушей, сел, взял колоду и начал
тасовать.
— Я се всему обучил, верно?
Перепохабить сыночка миссис Мейлфант никто не мог, вот в чем
была соль. Многие пытались, но, насколько я знаю, никому это не удалось.
Глава 6
Ронни был лицемер с грязным языком, трусливой душонкой и
постоянной плесневело-обезьяньей вонью, но в карты он играть умел, надо отдать
ему справедливость. Он не был гением, как утверждал, — во всяком случае, в
“червях”, где слишком много зависит от чистой удачи, но играть он умел. Когда
он сосредоточивался, то запоминал все разыгранные карты.., вот почему, мне
кажется, ему не нравилось играть в “черви” втроем, когда одна карта остается
несданной. А когда в игре участвовали все карты, Ронни был крепким орешком.
Однако в то первое утро мне не на что было пожаловаться.
Когда Хью Бреннен перевалил за сотню, у меня было тридцать три очка против
двадцати восьми у Ронни. Прошло два-три года с тех пор, как я играл в “черви” в
последний раз, и впервые я играл на деньги, и я решил, что пара монет —
маленькая плата за такое удовольствие. Эта партия обошлась Эшли в два доллара
пятьдесят центов. Бедняге Хью пришлось выкашлянуть три доллара шестьдесят
центов. Выходило, что Ронни выиграл деньги на свое свидание, хотя я подумал,
что девочка должна быть ярой поклонницей Богарта, если согласится его пососать.
Или хотя бы поцеловать при прощании, если на то пошло.
Ронни распушился, точно ворона, охраняющая раздавленную
колесом добычу.
— Выиграл, — сказал он. — Сочувствую вам, ребята, но выиграл
я, Рили. Прямо как в песне Дорса: парни не знают, но девчушки понимают.
— Ты болен, Ронни, — сказал я.
— Давайте еще, — сказал Хью. По-моему, Р.Т. Барнум был
совершенно прав: действительно, каждую минуту рождается олух вроде Хью. — Я
хочу отыграться.
— Ну, — сказал Ронни, показывая в широкой улыбке паршивые
зубы. — Я согласен дать тебе хотя бы шанс. — Он посмотрел на меня. — А ты как,
друг?
Мой учебник по геологии валялся забытый на диване позади
меня. Я хотел вернуть свой четвертак и добавить к нему парочку-другую монет,
чтобы имелось, чем побрякать. А еще больше я хотел прищучить Ронни Мейлфанта.
— Валяй, сдавай, — сказал я и добавил в первый раз слова,
которые в следующие беспокойные недели повторял тысячекратно:
— Налево или направо?
— Новая партия, значит, направо. Ну и мудак! — Ронни
закудахтал, потянулся и ублаготворение следил, как карты покидают колоду. — До
чего же я люблю эту игру!
Глава 7
На этой второй партии я и зацепился. На этот раз вместо Хью
до сотни взлетел Эшли, чему с восторгом способствовал Ронни, обрушивавший
Стерву на бедную голову Эшли при каждом удобном случае. Мне в этой партии дама
пик пришла только дважды. В первый раз я ее придерживал, выжидая, когда
представится возможность взорвать на ней Эшли, и уже начинал думать, что в
конце концов сам с ней останусь, но туг Хью Бреннен отобрал ход у Эшли и тут же
пошел с бубен. Ему следовало бы знать, что этой масти у меня не было с самого
начала партии, но Хью нашего мира никогда ничего не знают. Вот, полагаю, почему
Ронни нашего мира так любят играть с ними в карты. Я сбросил мою Стерву, зажал
нос и загоготал на Хью. Вот так в давние нелепые дни шестидесятых мы выражали
торжество.
Ронни насупился.
— Чего ты ждал? Ты же мог раньше выбить этого мудилу! — Он
кивнул на Эшли, который смотрел на нас довольно-таки тупым взглядом.
— Верно, но я не такой дурак. — И я постучал по записи
очков. К тому моменту у Ронни их было тридцать, у меня — тридцать четыре. У тех
двоих было гораздо больше. И вопрос стоял не о том, кто из жертв Ронни
проиграет, но кто выиграет из тех двоих, которые умеют играть.
— Я и сам не прочь посмотреть фильмы с Боги, знаешь ли,
ЛАПОЧКА.
Ронни оскалил сомнительные зубы в усмешке. К этому времени
она адресовалась галерке. Вокруг нас столпилось уже человек шесть зрителей.
Среди них были Скип и Нат.
— Так думаешь играть, а? Ладно. Растяни пасть, дубина!
Сейчас я тебе в нее вложу кое-что.
Две сдачи спустя вложил ему я. Эшли, начавший эту сдачу с
девяноста восемью очками, быстренько спасовал. Зрители в мертвой тишине
следили, смогу ли я всучить Ронни шестерку, число, которое мне было необходимо,
чтобы отстать от него на очко.
Ронни вначале держался, на чужие ходы только сбрасывал и
умело уклонялся от того, чтобы ход перешел к нему. Если в “червях” у вас мелкие
карты, вы практически пуленепробиваемы.
— Рили спекся, — сообщил он зрителям. — До хруста, блин!
Я и сам так думал, но у меня была дама пик. Если я сумею ее
ему всучить, то все-таки выиграю. С Ронни я много не получу, но остальные двое
будут харкать кровью — больше пяти баксов с них двоих. И я увижу, как изменится
лицо Ронни. Вот чего мне хотелось больше всего — увидеть, как злорадство
уступит место злости. Мне хотелось заткнуть ему глотку.
Решали последние три взятки. Эшли пошел с шестерки червей.
Хью положил пятерку. Я положил тройку. Я увидел, как угасла улыбка Ронни, когда
он положил девятку и взял эту взятку. Его фора сократилась до трех очков. И,
что было еще лучше, он наконец-то все-таки получил ход. У меня остались валет
треф и дама пик. Если у Ронни есть мелкая трефа, мне придется скушать Стерву и
терпеть его торжествующее кукареканье, которое будет очень язвящим. Но если…
