Теперь он пойдет на Петербург; так он, по крайней мере, говорит.
На столе развернута карта, где отмечен путь ко второй столице Московской империи, но на соседнем столе раскрыта карта, где указана дорога на Париж.
Он будет ждать неделю, прежде чем примет решение. Эта неделя необходима, чтобы его письмо императору Александру пришло в Петербург и был получен ответ. Сейчас только 19 сентября, погода великолепная: еще есть время, чтобы принять решение.
И потом, по прошествии первых трех дней город сгорел, это так, но пожар утих, Кремль уцелел и вновь стал обитаем.
Император возвратился в Кремль; ему казалось, что он берет Москву во второй раз.
Здесь он мог видеть ужасное зрелище изголодавшейся армии, пожирающей останки города.
За те три дня, пока Москва горела, Мюрат, преследуя генерала Кутузова, потерял его следы; но Кутузов не замедлил объявиться.
Отступив на восток, он внезапно повернул к югу и развернулся между Москвой и Калугой.
Наполеон отдал приказ Мюрату продолжать его преследовать. Мюрат, согласно приказу, вошел в соприкосновение со своим противником 29 сентября, а потом 11 октября.
Известие о двух сражениях заставило содрогнуться Наполеона, сохранявшего еще надежды. То, что случилось, было неслыханным, как бывает в один прекрасный летний день, когда вдруг раздается гром среди безоблачного неба.
За исключением своей последней Австрийской кампании, император обычно считал войну законченной, если взята столица. Почему же так не случилось в этой кампании, как это было в других кампаниях, почему этого не произошло с Москвой, как было с другими столицами?
Но здесь была одна причина или, скорее, три роковые причины — таких Наполеон еще нигде не встречал, — три обстоятельства: молчание Москвы, молчание пустыни, окружающей Москву, и наконец молчание Александра, казалось не волновавшегося за Москву.
Наполеон считает дни: вот уже одиннадцать дней — одиннадцать веков — как длится это молчание!
Хорошо! Тогда будем драться из упрямства: Наполеон проведет зиму в Москве.
Он назначает интенданта в столице русской империи, создает муниципалитеты, отдает приказы о снабжении армии продовольствием. Он сделает из города огромный укрепленный лагерь: хлеба и соли, этих двух элементов восстановления человеческих сил, здесь будет достаточно; если нечем будет кормить лошадей, мы их засолим, если не будет хватать жилья, расположимся в подвалах. В Москву приедут играть лучшие актеры из Парижа, как они играли в Дрездене. Здесь придется пробыть пять месяцев, эти пять месяцев пройдут быстро. Весной подойдут подкрепления, вся Литва, вооружившись, присоединится к нам, и мы закрепим победу.
Да, но что скажет Париж, если в течение пяти месяцев не будет получать вестей от своего императора и от армии в сто пятьдесят тысяч человек? Что сделают пруссаки и австрийцы, эти не слишком верные союзники, способные в один миг обернуться врагами?
От такого замысла надо отказаться.
Третьего октября принято новое решение: сжечь остальную часть Москвы, через Тверь пойти на Петербург, Макдональд соединится там с основными силами армии, Мюрат и Даву будут командовать арьергардом.
Этот новый план зачитал Евгений; генералы, маршалы, принцы, короли переглядываются, таким образом спрашивая друг друга, не сошел ли с ума их император.
Нет, просто удача перестает к нему благоволить. Раньше, когда он вынужден был отступать, он чувствовал ее рядом с собой, он опирался на нее — сегодня ее не было с ним и его руки ощущают лишь пустоту!
На самом же деле ему нужно совсем другое — ему нужен мир.
Император вызывает Коленкура. Этот дипломат, который два года был послом при царе Александре и которого царь считал другом, сумеет добиться выгодных условий. Но Коленкур отказывается, он знает Александра: Наполеон не получит ответа от своего врага, пока он не очистит полностью территорию России.
Тогда решают отправить Лористона. Тот соглашается, едет в лагерь Кутузова, чтобы попросить у старого генерала пропуск в Петербург; но полномочия Кутузова не простираются так далеко, и он предлагает отправить князя Волконского в Петербург с депешей, нисколько не сомневаясь, что это ни к чему не приведет. И он прав: ни Волконский, ни Лористон, ни Коленкур не привезут ответа — дать этот ответ поручено зиме.
Она наступила около 14 октября, когда появился первый снег.
Император, наконец, понимает предостережение; он отдает приказ снять все украшения с церквей как трофеи французской армии; теперь будет щедро награжден Дом инвалидов: его купол украсит крест Ивана Великого, венчавший главный собор Кремля.
Шестнадцатого отступление еще не решено и само это роковое слово, означающее, что удача императора идет на убыль, еще не было произнесено. В этот день на Можайск отправляют дивизию Клапареда с трофеями похода и всеми теми ранеными и больными, кого можно было еще транспортировать.
Больные и раненые, которые не смогли бы перенести тяготы пути, были оставлены в больнице Воспитательного дома. Впрочем, в этом доме страданий находились как русские, так и французы. Хирурги лечили и тех и других одинаково внимательно, с человеколюбием, не знающим разницы между нациями: для него люди есть люди. Было решено, что хирурги останутся вместе с ними.
Внезапно пушечная канонада, впрочем не перестававшая грохотать то в одной точке, то в другой, послышалась ближе к Москве.
Император во дворе Кремля проводит смотр дивизии Нея; он слышит зловещее эхо, но делает вид, что ничего не происходит. Вечером, поскольку никто другой не осмеливается сообщить ему печальную новость, Дюрок решает рискнуть: он входит к императору и говорит, что Кутузов атаковал Мюрата в Воронове, обошел левое крыло неаполитанского короля, отрезал ему отход, отбил у него двенадцать пушек, двадцать зарядных ящиков, тридцать фургонов, убил двух его генералов и вывел из строя четыре тысячи человек; сам неаполитанский король был ранен, когда совершал чудеса для восстановления порядка в бою, благодаря героизму Понятовского, Клапареда и Латур-Мобура проигранном только наполовину.
Это было как раз то, чего ждал Наполеон, — ему нужен был предлог, чтобы покинуть Москву; этот предлог был найден.
Надо было наказать Кутузова.
В течение ночи 18 октября армия двигалась к Воронову, на другой день, 19-го, император сам покидает святой город и, протягивая руку в сторону Калуги, говорит: «Горе тому, кто встретится на моем пути!»
Он пробыл в Москве тридцать пять дней и вышел оттуда со ста сорока пятью тысячами человек, пятьюдесятью тысячами лошадей, пятьюстами орудиями, двумя тысячами артиллерийских упряжек, четырьмя тысячами зарядных ящиков, колясок, повозок и других транспортных средств.
Четыре дня спустя, в ночь с 22 на 23 октября, к часу ночи, хотя армия была уже в трех переходах от Москвы, сильный взрыв всколыхнул воздух и землю как при землетрясении.
